– Вижу, ты здесь за главного, но я так и не знаю твоего имени.
– Котлета, – ответил зизитоп, и Лаки почесал бровь, пытаясь найти хоть минимальное сходство.
– Почему? – удивился он, ответ еще больше его поразил:
– Таким уж уродился.
Трапеза длилась, наверное, часа два – Лаки устал работать челюстями. А может, и меньше, просто время тянулось резиной. Когда наконец все отобедали, зизитопы высыпали на улицу смотреть, как солнце касается сосновых верхушек. «А если были бы тучи?» – подумал Лаки, но спрашивать не стал, он переминался с ноги на ногу и благодарил везение, что его не стали обыскивать, и у него есть крошечная защита в виде ножа и артефакта.
Когда на его лицо упала тень, Лаки на всякий случай простился с жизнью и подумал, что он тот самый гость, что стоит у порога, прощается, но не уходит. Или просто жизнь не желает его отпускать? Оглядев благостные физиономии зизитопов, он спросил:
– Что теперь? Мне самому идти в храм или вы меня проводите?
Котлета зашагал к деревянным ступеням, кое-где поросшим мхом:
– Иди за мной, только не глупи, парень.
Лаки занервничал, а когда он нервничал, слова лились из него ниагарским водопадом:
– Желание одно загадывать или можно три? Золотая рыбка три исполняла, джинн – пока они не закончатся. Как их загадывать? На бумаге писать или можно представлять? Эй, дед… Котлета, ты что загадал? Сбылось? Слушай, а тебе со мной можно? Давай вдвоем пойдем…
– Тише!
В храме царил все тот же полумрак, только перегородки уже не было, зато в другом конце помещения, за алтарем, виднелась деревянная лестница, уходящая на второй этаж. К ней и направился Котлета, Лаки шел следом, не торопясь, исследовал храм, разрабатывал пути отхода.
Он думал, что пойдут наверх, но Котлета остановился, указал на откинутый люк в полу:
– Дальше ты один.
Лаки шумно сглотнул слюну, глянул вниз: оттуда лился знакомый уже красный свет, пахло ладаном и восточными пряностями, почему-то вспомнилась «Тысяча и одна ночь», теперь он будет в роли Шехерезады, но без эротической подоплеки.
Вниз вели не деревянные ступени, а железные, блестящие. Уже спустившись наполовину, Лаки ощутил смутное беспокойство и желание бежать, но пересилил себя, прошел лестницу и замер возле круглой бронированной двери с железным рулем вместо ручки.
Обернулся, глянул наверх: Дед Мороз не стал закрывать люк, значит, никто не рассчитывает, что Лаки вздумает бежать. Если б не Юля и не крайняя нужда, он по доброй воле сюда ни за что не приперся бы. Увидел бы, что стало с зизитопами, и рванул назад. Видимо, такое же отчаянье заставляло этих людей плевать на здравый смысл и спускаться в погребенный под землю батискаф.
