Сара. Я так и сделаю, Уайтуэлл. Какую боль я испытаю, какой удар сейчас постигнет меня!
Уайтуэлл. Но ведь боль-то радостная.
Сара. Замолчи! (Начинает про себя читать письмо.)
Уайтуэлл. О, если бы он сам ее видел!
Сара (после того как она несколько мгновений читала, не произнося ни слова). Ах, Уайтуэлл! Какой у меня отец! Мое бегство он называет отсутствием. И от этого мягкого слова оно становится еще преступнее! (Читает дальше и снова прерывает чтение.) Нет, ты только послушай! Он льстит себя надеждой, что я еще люблю его. (Читает и опять прерывает чтение.) Он меня просит, меня? Отец просит свою дочь, преступную дочь? О чем же он просит? (Читает про себя.) Просит забыть его неосмотрительную суровость и долее не карать его разлукой. Неосмотрительная суровость! Не карать его! (Опять читает и опять прерывает чтение.) Еще страшнее! Он благодарит меня, благодарит за то, что я дала ему повод познать всю глубину отцовской любви. Злосчастный повод! Если бы он хоть сказал дальше, что одновременно познал всю глубину дочернею непокорства! (Читает.) Но он этого не говорит! Ни словом не упоминает о моем преступлении. (Продолжает читать про себя.) Он хочет приехать и увезти домой своих детей. Своих детей, Уайтуэлл! Это превосходит возможное! Или я неправильно прочитала? (Перечитывает.) Лучше мне умереть! Он пишет, что его сыном должен быть тот, без кого у него не может быть дочери. О, хорошо бы ему никогда не иметь этой несчастной дочери! Иди, Уайтуэлл, оставь меня одну! Он ждет ответа, и я тотчас же его напишу. Зайди ко мне через час. Ты славный человек. Слуги редко бывают друзьями своих господ!
Уайтуэлл. Не срамите меня, мисс. Ежели бы все господа походили на сэра Уильяма, то извергами были бы слуги, не захотевшие отдать за них жизнь. (Уходит.)
Сара (садится писать письмо). Если бы мне прежде сказали, что я должна буду отвечать на такое письмо! И при таких обстоятельствах! Перо уже у меня в руке, но знаю ли я, что мне писать? Что я думаю? Что чувствую? Да и что может думать человек, если за один миг тысячи мыслей проносятся в его мозгу? Что может он чувствовать, если сердце его одурманено? Но я должна писать… Не в первый же раз я держу перо в руке. Как часто оно помогало мне выполнять мелкие обязательства учтивости или дружбы, неужто же сейчас оно откажет мне в помощи столь важной? (Задумывается, потом пишет несколько строк.) Значит, так я начну? Очень уж холодно! Не начать ли мне с отцовской любви? Нет, я должна начать со своего преступления.
