Мелефонт. Я виноват, дорогая моя мисс, что оставил вас в тревоге из-за последнего письма.
Сара. Нет, Мелефонт, оно ничуть меня не встревожило. Разве нельзя вам любить меня и все же иметь от меня тайны?
Мелефонт. Значит, вы полагаете, что здесь крылась тайна?
Сара. Да, но меня она не касается. И этого довольно.
Мелефонт. Как вы добры! Дозвольте же мне тотчас открыть вам эту тайну. Одна из моих родственниц, узнав, где я скрываюсь, написала мне несколько строк. Проездом в Лондон она будет здесь и хочет встретиться со мной. Она также просит вас оказать ей честь и принять ее.
Сара. Мне в любую минуту будет приятно познакомиться с достойной представительницей вашего семейства. Но подумайте сами, могу ли я, не краснея, показаться ей на глаза?
Мелефонт. Не краснея? Отчего вам краснеть? Оттого, что вы любите меня? В одном вы правы, мисс, вы могли подарить своей любовью другого, более знатного и богатого. Вы должны стыдиться, что отдали сердце за сердце и при этом едва ли не поступились своим счастьем.
Сара. Вы же сами знаете, что неправильно истолковали мои слова.
Мелефонт. Простите меня, мисс, но ежели я неправильно их истолковал, то какое они могут иметь значение?
Сара. Как зовут вашу родственницу?
Мелефонт. Леди Солмс. Вы, вероятно, слышали от меня это имя.
Сара. Не помню.
Мелефонт. Смею ли я просить вас принять ее?
Сара. Просить, Мелефонт? Вы вправе мне приказывать.
Мелефонт. Что за слово! Нет, мисс, ей не суждена радость свидеться с вами. Она будет огорчена, но ничего не поделаешь. У мисс Сары есть на то свои причины, и я, даже не зная их, их уважаю.
Сара. Бог мой, очень уж вы скоры, Мелефонт! Я буду ждать леди и по мере сил постараюсь выказать себя достойной ее визита. Теперь вы довольны?
Мелефонт. Ах, мисс, я должен покаяться в своем тщеславии. Мне хотелось бы перед всем миром похваляться вами. С другой стороны, если бы я не гордился обладанием такой прелестной мисс, я бы презирал себя за то, что не сумел ее оценить. Я ухожу и сейчас же приведу к вам леди. (Уходит.)
Сара (одна). Лишь бы она не была из тех, что, чванясь своей добродетелью, воображают себя превыше всех слабостей. Одним презрительным взглядом они казнят нас, а двусмысленным пожатием плеч выражают брезгливую жалость, которую мы у них вызываем.
