Италия, сказано там, возникла после крушения Рима, и чудесные города выросли на земле, удобренной его прахом. В таких городах не могли не появиться замечательные художники, величайшим из которых был Леонардо. Его „Тайная вечеря“, написанная по заказу миланского герцога Лодовико Сфорцы, стала крупнейшим из всех художественных достижений.
Голову Христа Леонардо начал писать одной из первых. Моделью ему послужил певчий церковного хора с глазами удивительной чистоты и наивности. Но вскоре работа застопорилась. Леонардо усомнился в том, что ему, простому смертному, удастся выразить ту небесную божественность, которую требует образ Христа. Поэтому голова Христа так и осталась незавершенной.
Прошло пять лет. Леонардо почти закончил „Чену“. Все действующие лица были уже тщательно выписаны. Не хватало только Иуды. Художник никак не мог найти персонаж, годный для создания образа худшего из людей.
Однажды, возвращаясь с дружеской вечеринки, Леонардо увидел грязного оборванца с протянутой рукой. Он стоял покачиваясь. Выразительное испитое лицо дышало алчностью и злобой. Художник сразу понял, что наступил конец его поискам. По его распоряжению оборванца накормили, помыли, переодели и доставили в монастырскую трапезную.
— Вы будете моей моделью, — мягко сказал художник. — Вам хорошо заплатят.
Оказавшись перед незавершенной картиной, этот человек вдруг пришел в сильное возбуждение. Глаза его лихорадочно заблестели.
— Разве вы не помните меня, мессер Леонардо? — спросил он тихо. — Лет пять назад я уже был здесь, счастливый и полный любви к миру и людям. А вы писали с меня Христа…
Потрясенный художник молча смотрел на него».
— О чем вы задумались? — спросил Жаботинский. — Вспомнили историю, которую тогда в Милане рассказал нам Муратов?
— И правда, вспомнил, — признал Виктор. — Ведь есть же выбор между добром и злом. Так почему же человек чаще всего предпочитает зло? Думаю, поэтому отвращение к людям на меня то накатывает, то отступает, как приступы астмы.
— И все-таки, — сказал Жаботинский, — я знал людей, не ощущавших уже ничего, кроме страдания. И вдруг в их изнемогающем сознании вспыхивала упрямая искра гордости и благородства. Нет, человек недостоин презрения.
— Сердце мне говорит то же самое, а вот разум протестует, — улыбнулся Виктор. — Кстати, знаете ли вы, что ваш роман «Самсон Назарей» получил высшую оценку самого Бялика?
— Неужели? — В глазах Жаботинского мелькнула радость. — Что он сказал?
