Это был первый камень, брошенный им в огород доктора Хаима Вейцмана — харизматического лидера Всемирной сионистской организации. Первый, но далеко не последний.
Весной 1924 года страну захлестнула волна новой еврейской иммиграции, получившей потом название четвертой алии.
К нам устремились в основном евреи из Польши, которых все больше доставали польские власти. Их душили непомерными налогами, унижали презрительным обращением, выгоняли с работы.
Отчаявшиеся люди ринулись было в Америку, но Соединенные Штаты как раз в это время резко ограничили иммиграцию. Неожиданно для себя евреи оказались на судах, плывущих в Палестину. Не потому, что они этого хотели, а потому, что в остальном мире для них не было места.
Большинство новоприбывших «буржуйчиков-хозяйчиков» принадлежало к среднему классу. Это были мелкие лавочники, маклеры, ремесленники, водопроводчики, портные, галантерейщики, торговые агенты. О сельскохозяйственном труде они не имели ни малейшего понятия, сионистской идеологией не интересовались и не желали проливать трудовой пот на этой суровой земле.
Селились они в Тель-Авиве и в других городах. Привезенные с собой капиталы употребили на воссоздание здесь того привычного мирка, который оставили в диаспоре. Всюду пооткрывались мелкие фабрики, магазины, кустарные мастерские, рестораны, всевозможные бюро по купле-продаже. Уродливые дома заполнили новые, беспорядочно застроенные кварталы.
Галстуки, костюмы и фетровые шляпы уже никому не кололи глаза. Дамочки демонстрировали в кафе и ресторанах последний крик варшавской моды. У Фогеля на Алленби танцевали фокстрот. Рекламные афиши призывали курить сигареты «Нисан». Фирма «Карасо» привезла в страну партию первых «шевроле».
Начался экономический бум, продолжавшийся почти два года.
Тон в Эрец-Исраэль стала задавать мелкая буржуазия — динамичная, крикливая, настырная. Гистадрут и рабочая партия нужны были ей, как солнце кроту.
«Это мы развиваем страну и осуществляем идеалы сионизма, — говорили новые хозяева жизни. — Кибуцы — не наш удел, и пусть нам больше не тычут в нос классовую борьбу».
Конфликт между новой буржуазией и рабочим движением становился неизбежным. Первым против рабочей идеологии выступил Жаботинский, утверждавший, что любые теории, основанные на идее классовой борьбы, кислотой разъедают душу нации, ибо натравливают одну часть народа на другую.
— Социализм — это убийственный социальный яд, тупик и гибель для всех, а для евреев в первую очередь, — повторяет он при каждой возможности.
