Чаша полыни. Любовь и судьбы на фоне эпохальных событий 20 века | страница 22



И конечно же его голос, который казался ей гораздо значительнее того, о чем он говорил, и оставался в памяти, как неповторимая мелодия.

Виктору было приятно, что эта красивая белокурая девочка смотрит на него с обожанием и обо всем его расспрашивает. Ему импонировала ее тяга к музыке, к литературе, ко всему прекрасному. Он не знал, что подобная тяга в одних случаях объясняется душевным богатством, а в других — душевной скудостью.

Магда подпадала под вторую категорию. Она легко впитывала чужие взгляды и убеждения, а когда было нужно, с такой же легкостью избавлялась от них. Она знала, для чего появилась на свет. Чтобы стать примерной женой и матерью, народить кучу замечательных детей и прожить жизнь с гордо поднятой головой, наслаждаясь всеобщим уважением и приятным сознанием исполненного долга. Любовь поможет ей получить все дары земли. Она сама придумала свой идеал. Упорно создавала его по кусочкам, по обрывкам чего-то. В созданном ею идеальном образе взглядам и убеждениям не было места. Ее это не интересовало. Она удовольствуется теми, которые будет иметь ее муж. Иначе в семье невозможна гармония.

— Виктор, — спросила Магда, когда они гуляли по парку, — через год тебе исполнится восемнадцать. Если война к тому времени не закончится, ты пойдешь на фронт?

— Конечно, нет, — улыбнулся он. — Ты ведь знаешь, что я не чувствую себя немцем и никогда этого не скрываю. В моей душе много Востока, раздвоенности, много всего того, что чуждо нормальному немцу. К тому же моя жизнь принадлежит не мне. Меня ждет Палестина, и если мне суждено погибнуть, то за свой народ, а не за чужой.

— Но ты ведь любишь Германию?

— Я люблю немецкую литературу. Она учит воспринимать жизнь, как призвание и долг. Мне импонируют такие немецкие качества, как интеллектуальная энергия и деловая эффективность. Но мне ненавистен дух прусской казармы и тупой бюргерский национализм. Я — еврей и не ощущаю судьбу Германии как собственную судьбу.

— Но ведь немецкие евреи сейчас сражаются за Германию, выполняют свой долг по отношению к стране, ставшей их домом.

— Ну да. А французские евреи точно так же сражаются за Францию, английские — за Англию, а русские — за Россию, страну погромов и кровавых наветов. А после войны этих же евреев сделают козлами отпущения за все пережитые беды. Нет, Магда, родина евреев — это Палестина. Оттуда они вышли и туда должны вернуться. Иначе погибнут.

Магда слушала напряженно, стараясь понять логику этого необычайного человека. И она задала вопрос, давно вертевшийся на языке.