У Лузгина у самого в заначке лежала последняя тысяча долларов, о которых жена не знала, и были общие десять миллионов в нераспечатанной пачке, спрятала жена среди белья – тоже последние, если не считать нескольких сотен по его и её кошелькам – остатки выплаченного бородатым Юрой аванса. Короче, с деньгами в семье было не ахти. Большим поплавком, правда, маячили над омутом относительного безденежья подконтрольные Лузгину фондовские миллионы в сейфе – хотя и не его бабки, но всегда можно взять с возвратом, а нынче и этих денег не было, всё выгреб в пятницу для того же Толика.
– Ну так перехвати у кого-нибудь. Что, друзей мало?
– Друзей много. Светиться не хочу. Поэтому снова к тебе и приехал. Найдешь сумму? Завтра к обеду верну как штык. Тебе ещё пять сверху.
– Да это копейки...
– Ну тем более.
– Не нравится мне эта хреновина, – сказал Лузгин.
– А кому нравится? – в тон ему добавил Толик. – Сидят на деньгах, сволочи, стригут свой шерстеклок.
Странное это слово – «шерстеклок» – Лузгин никогда не слышал ранее и сейчас подивился его фонетической точности в определении банкирского хапужества.
– Ладно, – сказал он, – десять «лимонов» у меня есть, остальные попробуем достать. Плохо, что воскресенье, люди по домам сидят, трубки не снимут...
– Все в тебя, начальник, – подлизнулся Толик. – Курить-то можно?
– Травись, – ответил Лузгин, пошел в коридор к телефону. Он уже давным-давно ни у кого не просил денег и вовсе забыл, как это делается, даже не мог сообразить, кому позвонить первому и кому звонить вообще. Обычно всё было наоборот – просили у него, и часто без отдачи. И вот теперь он сидел в коридоре у телефона и вспоминал, у кого из друзей или знакомых могут быть деньги дома.
Поначалу ему представлялось, что эта проблема будет решена в одночасье: знакомых и друзей значилось у Лузгина с избытком, на днях рождениях сидели за столом в две смены, хоть список приглашаемых и правился нещадно накануне. Одних коллег-журналистов, по нынешним временам уже не бедных, набиралось в наличии за два десятка, и были ещё банкиры и чиновники, торговцы и строители, а также множество разных людей с невразумительным, но прибыльным образом деятельности, именуемым частным предпринимательством на базе посредничества. Лузгин знавал таких среднего возраста среднего облика средних достоинств мужчин, сновавших челноками на международных маршрутах, пивших кофе и водку, куривших и шептавшихся в коридорах и офисах, без штампа в трудовой книжке, ежели такая вообще имелась, но с деньгами, гладкими рожами, сезонным билетом на Пальма-де-Мальорку и «евровизой» в нескольких загранпаспортах; советники, сплетники, стукачи и адъютанты для особых поручений.
