А потому я колебалась не долго. Несмотря на неприветливый прием, который оказал мне несколько дней назад старый Олеус, я заставлю его выслушать меня, даже если он опять захлопнет передо мной дверь. Стены в том доме хлипкие и тонкие, и если он не желает, чтобы я громко рассказывала обо всем, стоя на лестнице, ему придется впустить меня внутрь!
С таким настроением я и пришла на Колесную улицу, держа под мышкой увесистый сверток, в котором помимо с краю расшитого золотом отреза черного сукна лежали завернутые в тряпицы семь разных предметов. Я намерена была отдать (причем совершенно даром!) эти предметы в хорошие руки, чего бы там не напридумывал обо мне достопочтенный господин Олеус Митта. Однако план мой треснул по швам уже на подступах к жалкой комнатке старика. Ибо входная дверь не просто не была заперта, но оказалась призывно распахнутой настежь.
Комнатушка и вправду оказалась невзрачной, как я и предполагала. Очевидно, когда-то господин Олеус Митта проживал в жилище куда более достойном и просторном, ибо сейчас все его вещи едва находили себе место в этом крохотном помещеньице. Стопки книг высились от пола до потолка в несколько рядов, полностью закрывая две стены; внушительный дорожный сундук заменял стол, на котором рядом с письменными приборами и лампой стояли миска, чашка и ложка. Окошко в комнате было таким же крохотным, как и все остальное, к тому же его наполовину закрывали книги и свитки. Выцветшая полотняная занавеска закрывала закуток в углу – с постелью, надо полагать. Камина не было, очевидно, зимой здесь бывало ужасно холодно…
Хозяина в комнате не было и это меня удивило. Возможно, в комнатке и не было особо ценных вещей и красть здесь нечего, да и замок на такой хлипкой двери при желании не трудно взломать, однако Олеус не показался мне человеком легкомысленным. Рассеянным и забывчивым – да, но не легкомысленным: вряд ли он, уходя, забыл запереть дверь своей комнаты.
Я подошла к занавеске и осторожно заглянула за нее. Конечно, старик мог просто спать посреди дня, да и в полумраке закутка поначалу трудно было что-либо различить, кроме внушительного бугорка накрытого одеялом тела, лежащего на постели… Я прошла вперед и тут же попятилась назад, с трудом заглушая так и норовящий вырваться наружу крик.
Старик был мертв. И если сначала я лелеяла какую-то надежду, что он спит, то размозженная голова и бурые пятна крови на постели быстро развеяли мои сомнения.
