– Зачем ты его убил? – дрожащим шепотом спросила я, когда смогла наконец разомкнуть губы. Создатель, как же все это ужасно!
– Человек, предавший хозяина, большего не стоит, – снизошел до ответа Пехеб, когда я уже не чаяла его услышать.
– Но ведь он тебе помогал, а предать его заставил ты!
– Что это меняет? Предательство – оно всегда предательство.
Я промолчала. Пехеба я откровенно боялась и будь моя воля – держалась бы от него подальше, но тут он был прав. Не в смысле того, что предателя должно убить. А в том, что предательство – всегда предательство, как его ни назови. И как бы я ни убеждала себя, что у меня не было выбора, но подложив дрянной амулетик в кресло ничего не подозревающего человека, я поступила плохо. Как бы я ни успокаивала себя, что амулетик может быть вовсе и не опасным, я ведь предчувствовала худшее.
Я проявила непростительное малодушие, предала саму себя, пойдя на поводу у своего страха и чужого давления. Как это ни назови – это все равно предательство. И мне теперь с этим жить.
Ночная поездка совершенно выбила меня из колеи. Я заставляла себя улыбаться и кланяться одному за другим входящим в лавку клиентам, но думала только о том, каковы будут последствия моего поступка.
Я узнала о них через два дня, увидев достопочтенного Габеаса Руппу, с печалью сидевшего на стульчике перед домом.
– Что случилось, господин Габеас? – воскликнула я, увидев уличного голову в непривычно удрученном состоянии.
– Да вот, – кхекнул старичок, – Тут один человек помер. Хороший был человек. Когда у меня еще были силы служить в Императорской военной палате оружейником, он частенько заказывал у меня клинки. Он еще мальчишкой был, а мечником был – будь здоров… Да-а… Эх… А за оружием всегда ко мне приходил. У тебя, говорил, Габеас, рука легкая. Твои клинки словно заговоренные…
Старик пустился в воспоминания, а я не могла найти причин прервать его и совсем было расстроилась, что теперь придется выслушивать любящего поболтать голову целый час, когда он назвал имя.
– Как вы сказали? – спохватилась я.
– Сэр Аврус, – охотно повторил старик, – Аврус Миленкий. Вот уж трудно поверить, что такой любящий пофехтовать человек станет самым бумажным человеком в стране – самим господином Имперским Канцлером. По виду не скажешь, нет. Слышал я, на него даже разбойники как-то напали. А он самолично от них отбился…
– Как он умер? – быстро спросила я.
– Как? Да никак, обычный смертельный приступ. Шел себе, шел и упал. Не знаю. Никто не знает. Удар хватил, говорят. Сердце остановилось.
