Я оглянулся. Алиса спала, чуть изменив положение, улыбаясь во сне, видимо, в ее грезах так же трогательно шел дождь, смывая всякую скверну.
Еще один шлепок грома по бренной земле вызвал очередной всплеск криков разноцветных машин, враз лишенных хозяев и превратившихся в бездушные куски металла. Это был их последний плач, больше я не слышал, как жалобно кричали приборы, которым уже некому было служить.
В том проявилась их трагедия, в том выразилась трагедия Земли. Из-за исчезновения человека множество предметов утратило причинную связь, чудовищная скука сковала все.
Я вжал послушное стекло в пластиковую раму, механические вопли отдалились. С наслаждением вернулся в фиолетовые простыни, собираясь провести там большую часть своей жизни, еще не представляя, каким длинным окажется мое бытие.
Все эти данности по порядку вспомнились после события, что произошло в настоящее время и выбило меня из равновесия последующим его обсуждением. Это случилось недалеко от Воды. Так мы называли появляющуюся в поле зрения и ног рудиментную и бескрайнюю гладь, что простиралась далее возможностей глаз, но встречалась все реже, из чего нами был сделан вывод, что и эта сфера стремительно сходит на нет.
– Я защищу тебя, – сказал я тогда.
– Ты не сможешь, – ответила Алиса, лицо ее горело ядовитой враждебностью. Отчетливые пятна на щеках почти ползали, губы дрожали в скрытой истерике.
Мы нашли в нашей каменной пустыне еще один прибор: серебристую узловатую улитку, она волочилась к неведомой цели, периодически оставляя за собой тщедушные крохотные тельца, наделенные хвостом, слеповатыми глазками и очевидно растущими зубами. Машина произрастала звеньями из одного в другое, местами расширялась, издавая шипящие звуки, странно щелкая и продолжая разматывать медленный неведомый путь. То были новорожденные щенки, почти сразу же злые, тускло мерцающие безумными глазами нам вслед, с немым предложением удалиться подальше, пока их взросление только наметилось.
– Думай о хорошем, – сказал я за минуту до тех слов.
– Я думаю о будущем, и когда-нибудь это произойдет, – процедила Алиса сквозь зубы, избегая моих глаз. – Они доберутся до нас.
Последние несколько дней она выглядела странной: переломала оставшиеся сигареты в последней пачке мира и отправила экспрессом по крови оставшийся виски, формулы которого никто из нас не знал.
Несчастный мир осиротел опять.
Диалоги наши казались рваными, почти бессвязными, что стало причиной моего беспокойства, так как темы обсуждения обычно находились легко. Я старался не перечить ей, видя зловещее спокойствие, что в болезненных объятиях с возбуждением играло в странные игры с большими взглядами моей маленькой девочки, ее кривыми сегодня улыбками, словно чужими сарказмом и яростью.
