, не держа в руке какой-то прибор. Но сейчас не время было рассуждать о будущем цивилизации, подсевшей на порнуху или электронную фиксацию важных событий, потому что Тиффани уже встала на колени.
Они перебрались в спальню, где Тиффани показала себя опытным игроком и к тому же громким, и она на весь дом, на весь Даллас и почти на весь северный Техас объясняла, насколько грубо она любит, чтобы это делали, и в какое именно отверстие. Соседи у нее либо глухие, либо они просто переворачиваются с боку на бок со словами: «А, да это же Тиффани». Во всяком случае, в стену никто не стучал. Тиффани вытворяла такое, что ее Барби могли бы покраснеть, но Кочевник не сдавался. Однако когда она обрушилась на него сверху, ему вдруг померещилась Ариэль на сцене, облитая синим светом. Она пела, подыгрывая себе на акустической гитаре:
Эта песня — змея, она вползает неспроста.
Этот ритм — это треск ее гадючьего хвоста,
Она свернется в изголовье, и пока ты с другой,
Ты всегда будешь слышать этот треск над головой.
— Сильнее, сильнее, сильнее! — кричала Тиффани, но все равно не могла заглушить треск змеи.
Откричав и закончив все действия, они заснули. Потом Кочевник проснулся оттого, что рядом с кроватью стоял мужчина.
— Кто ты такой?
Голос Кочевника дрогнул. Он схватил простыню и натянул ее до подбородка, как какой-нибудь хлыщ из английской секс-комедии. Только было не смешно, потому что именно из-за такой сцены погиб его отец. Если этот тип вытащит пистолет, Кочевник был готов драться за свою жизнь.
Парень был тощий, с копной перепутанных светлых волос и в очках. Но музыкальный вкус у него был хороший, потому что одет он был в черную футболку с белыми символами из альбома «Zoso» «Led Zeppelin». Он был то ли пьян, то ли обкурен, судя по застывшей на лице ухмылке и по невозможности стоять прямо, не шатаясь.
— Тиффани? — сказал он, тряся ее за звездное плечо. — Тиффани, ну отзовись, ну?
Она была в полном отрубе. Что-то буркнув в розовую подушку, она отмахнулась, как от мухи цеце. Он продолжал ее окликать, требуя внимания, словно опечаленный младенец.
Кочевник решил, что пора напяливать шмотки и сваливать. Он слез с кровати, оделся поспешно, но стараясь без лишнего шума, а то вдруг этот панк психанет. Однако не успел он выйти из комнаты, как Тиффани села, протирая глаза, и заговорила с этим хмырем. Разговор был типа «ты правда хочешь получить еще один шанс и почему я должна его тебе давать?» — и как-то совершенно неуместно прозвучало, когда Тиффани вспомнила про Кочевника.
