– Ну и глупый же ты, Садовский, – сказал Мишка Данько. – Причем здесь фотография?
– Жалко же человека, – проворчал Садовский. – Вот если бы тебе так пришлось…
– И меня бы выгнали. А что еще можно сделать? Хоть десять раз жалко…
– Когда из пионеров исключают, должен совет дружины утверждать, – напомнила Ольга.
– Да не утвердит совет, – капризно сказал маленький кругловатый Павлик Локтев, по прозвищу Бритый Ёжик.
– Почему это не утвердит?
– Да, не утвердит! Скажут: подумаешь, из-за одного слова.
– Вот балда! Не из-за одного, а из-за честного пионерского.
Вовка Голосов метко плюнул себе на колено и начал оттирать с него смолистое пятно. Так, не поднимая головы, он и объяснил:
– В этом совете честными пионерскими как фантиками играют. С каждого двоечника требуют: дай честное пионерское, что будешь хорошо учиться. Ну он и дает, чтоб поскорей отпустили. А через неделю опять «гусей" нахватает, а ему опять: дай слово… Вон, спросите у Валерки Садовского. Его Мария Яковлевна весной два раза на совет вытаскивала.
– А чё я сделал… – на всякий случай мрачно сказал Садовский.
В дальнем углу засмеялись.
– Я, что ли, давал слово? – разозлился Валерка. – Я просто сказал, что обещаю исправиться. А что там исправлять, я и не знаю. Что ни сделаешь, все равно не так. Раз у меня характер такой…
– От такого характера знаешь что помогает?
– Ну, вы! Тут о серьезном деле говорят…
– А я серьезно.
Солнце сквозь окно жарило спину, и Серёжа устал стоять. Переступил с ноги на ногу.
– Сядь, – как-то жалостливо сказал Семенов. – Чего тебе зря торчать.
Серёжа сел на краешек скамьи между Локтевым и Вовкой Голосовым.
Бритый Ёжик чуть отодвинулся. Серёже показалось, будто тихо и пусто вокруг.
А может быть, не случилось ничего? Может быть, не о нем и говорят? Ведь все кругом как раньше. Вон и фотография на стенде, где он вместе с Вовкой Голосовым барабанит у палаток сигнал подъема. И черный якорь с балтийского тральщика, привезенный из Риги. Он прочно лежит у стены, опираясь веретеном на серый гранитный валун с вершины Солнечной горы. А на треугольной лапе якоря шевелит крыльями залетевшая в окно оранжевая бабочка.
Никто не старается накрыть бабочку беретом. Никто даже не смотрит на нее. Все слушают Валерия.
– Когда мы шли на операцию «Черные ветры» и тральщик мотала волна, глуховато говорит он, – помните, меня позвали в рубку. И вы дали мне слово, что ни один без меня не сунется на палубу. Потому что могло смыть. Запросто могло, вы же помните. И я был спокоен там, в рубке, потому что знал, что ни один не высунется из люка. И ни один не высунулся даже тогда, когда навстречу летела под зарифленным марселем немецкая бригантина – зрелище, которое видишь не часто.
