Стало быть, уже двадцать девять лет, как Диого Релвас глава семьи. И пока он глава семьи, на самом высоком месте кладбища, откуда открывается вид на заливные земли и ленту реки Тежо, с одинаковыми почестями, ни в чем не рознясь, будут продолжать захоранивать и хозяев, и слуг, если, конечно, отданная ими земле жизнь заслуживает того, чтобы земля их укрыла. Эти были равны перед смертью, что верно, то верно, и будут лежать плечом к плечу в вечном покое, укрытые ровным, чуть-чуть возвышающимся слоем земли над местом захоронения и деревянным крестом со сделанной на нем простой надписью, иногда даже более красивой у слуг, чем у хозяев. И пусть живые скажут, справедливо то или нет.
«Это — единственно достойный способ пережить собственную смерть», — всякий раз говаривал Диого Релвас, когда речь заходила о домашнем пантеоне.
И вот теперь он шел за гробом своего зятя, Руя Портело Араужо. Шел надменный, с поднятой к небу головой, словно там, в вышине, искал особый знак, предсказующий, чем закончится эта трагическая неделя.
Сражение за деньги продолжалось: рукопашный бой завязывался у дверей банков и в очередях к любому учреждению, где лежали на хранении денежные сбережения. Все стремились получить, но не вложить. Один из таких боев закончился мелодрамой возле кабинета директора банка, который отказался оплатить чек из-за отсутствия наличных: Фрейтас дос Сереаис — кто не знает Фрейтиньяса? — пустил себе пулю в лоб. А малодушный зять Релваса, всегда державшийся высокомерно из-за своего участия в делах железнодорожной компании и государственной казны, в тот день, когда вкладчики осадили кассу банка, директором и акционером которого он был, в страхе бежал домой и умер. Слава господу, трижды слава, что, давая согласие на брак семнадцатилетней Эмилии Аделаиде, Диого Релвас потребовал раздела имущества. И вот теперь в свои двадцать, совсем еще юная, она — вдова. Что ее ждет с двумя детьми на руках и третьим в животе? Сможет ли он их защитить? Нет, не от ударов судьбы, а от дурной крови Араужо, этих гордецов и бездельников.
Вот то, о чем сейчас подумал Диого Релвас.
Следуя за гробом, он слышал тяжелые, размеренные шаги идущих сзади и рыдания, которые вырывались из груди близких усопшего, видел тучу пыли, поднимаемую ногами и экипажами, предоставленными в распоряжение тех, кто не желал сделать и двух шагов.
И они еще жалуются на судьбу, продолжал думать Диого Релвас, когда сами же поддаются лени, тоске, малодушию, что у них в крови. Где это он читал? Да-да, точно, где-то читал, что было время, когда даже молодые дворяне нуждались в руке пажа только для того, чтобы выйти из своего дома и войти в соседний. Это — то дурное, что пришло к ним из Индии, Бразилии и прочих завоеванных земель, где все валится в рот тому, кто привыкает роскошествовать, не попотев. А привыкнув к роскоши, привыкнув к спокойному, бездумному образу жизни, они даже не замечают, как однажды лишаются всего, и свирепеют, точно преследуемые волки. И тут же, готовые на все, слабоумные, слабоумные и трусливые, принимаются мстить, боясь взглянуть правде в глаза… Боясь собственного голоса, собственной тени, они наводят ужас на мир, точно мир должен жить, сообразуясь с их вкусами и глупостью. Что можно ждать от этой расы сомнамбулов?
