— Дорогая миссис Лейн! Неужели это вы, миссис Лейн?
— Да, я.
— Очень мило с вашей стороны, что заглянули. Садитесь, пожалуйста. Я прикажу подать чай. Вы, должно быть, устали! Дзинь-дзинь! Джейн! Будьте так добры, принесите нам поскорее чай. Благодарю! Присаживайтесь, прошу вас!
— А куда садиться? — спросила темненькая.
— На землю, балда! — прошипела светленькая. — Устраивайтесь на диванчик, дорогая.
— Я любовалась вашим прекрасным боярышником, — сказала темненькая.
— Да, прелесть. Хотите взять с собой?
— Конечно! Можно?
И она стала пробираться наружу. Светленькая накинулась на нее.
— Не смей ничего делать, пока я не велю! — прошипела она. — Вернись и сядь на место. Ну конечно, — произнесла она громко. — Я велю садовнику нарезать для вас букет.
Кареглазая юркнула под дерево и снова села. Она оробела и смутилась, будто и впрямь сидела в гостиной, не зная, куда девать руки. Светленькая играла с блеском — интонации и жесты у нее были просто безупречные. Горничная принесла чай, и светленькая произнесла со слащавой любезностью:
— Вам с молоком и сахаром?
Темненькая, задрав платье, принялась возиться с резинкой на трусах и вопроса не слышала. Светленькая взглянула на нее и снова накинулась.
— Сейчас же опусти платье! — зашипела она. — Все видно.
— А что мне делать. Резинка на трусах ослабла.
— Ты что, очумела?! Кто в гостиной задирает платье? Мы же светские дамы!
— С ними такое тоже бывает.
— Да ты что?! Дамы обязаны чинно сидеть, вести светские беседы и помнить про хорошие манеры.
Темненькая сдалась. Видно, ее утомляло и сбивало с толку жеманничанье светленькой, да и вообще роль светской дамы. Она украдкой поглядывала то на цветы терна, то на синее небо, то на цветы в банке.
— Молока и сахару? — повторила светленькая.
— Да, будьте любезны.
Чашек не было; светленькая запаслась камешками, и они стали печеньем. Темненькая сидела, зажав камешек в руке. Ее подружка держала печенье кончиками пальцев, откусывая его крохотными кусочками, оттопырив мизинец, и жевала, жеманно улыбаясь. Неожиданно она заметила, что темненькая ничего не ест и не пьет, и с таким упреком взглянула на нее, словно та совершила тяжкий грех против этикета.
— Вы больше не хотите чая? — спросила она ледяным тоном.
Кареглазая испугалась, потом робко объявила:
— Не хочу больше играть в эту игру.
— Почему это?
Кареглазая не ответила. Достоинство светленькой как рукой сняло. Она нетерпеливо дернула плечом, давая понять, что у нее просто нет сил терпеть промахи младшей.
