Конец одиночества | страница 54
После завтрака он обыкновенно уходил на несколько часов в свою комнату поработать. Лиз, которая не могла без какого-нибудь занятия, играла со мной в бадминтон или уезжала одна в город. Я же любил посидеть с книжкой на террасе, где Элена трудилась над диссертацией по психологии. Между нами установилось хорошее взаимопонимание даже без слов.
Ничто не предвещало ссоры.
В тот вечер Элены не было, она уехала к университетской подруге в Марсель. Мы втроем отправились на маленькое бердильякское кладбище. Было безлюдно и темно. Лиз зажгла две свечи. Колеблющиеся язычки пламени высветили имена нашего деда, бабки и дяди Эрика. Я постоял перед надгробиями. Эти покойные родственники так и остались для меня чужими. Дядя Эрик умер задолго до нашего рождения, он прожил всего двадцать один год. О точных обстоятельствах его смерти нам не рассказывали. О дедушке, столяре, нам тоже мало что было известно, как-то раз тетушка Хелена обмолвилась о том, что он вроде бы был отъявленным холериком и в конце концов умер от пьянства. «Он пережил дядю Эрика всего на несколько месяцев», – сказал брат, словно угадав мои мысли.
Я был рад наконец покинуть кладбище.
Вернувшись домой, мы вздохнули с облегчением. Мы выпили три-четыре бутылки «Корбьера» и вспоминали разные случаи из прошлого. Лиз говорила о своих бывших приятелях («Все они были чересчур смазливыми, словно подарок в роскошной упаковке. А когда откроешь, там окажется всего-навсего старый башмак»). В какой-то момент речь зашла о заочном знакомстве Марти с норвежцем Гуннаром Нурдалем, с кем он переписывался и в существование которого мы не очень-то верили.
– Так был он на самом деле или ты его выдумал? – спросили мы.
– Гуннар? Разумеется, был! – сказал наш брат. Затем, глядя на бокал, добавил: – Ну ладно! Не было его, – он покачал головой, – я просто годами писал письма одному норвежцу, которого отыскал в телефонной книге. Я часто спрашивал себя, читал ли он их вообще.
– Господи боже мой! Так я и знала! – торжествующе воскликнула Лиз, но он принял это спокойно, как человек, в глубине души чувствующий себя неуязвимым.
Потом Лиз показала нам желтую мини-юбку.
– Посмотрите-ка, это я купила в лавке при университете, где были сплошь одни девятнадцатилетние девчонки, – сказала она, ухмыляясь во весь рот. – Потом сходим куда-нибудь, и угадайте, во что я буду одета!
– Я точно уже никуда не пойду, – заявил Марти, поправляя очки. – Конечно, я не хочу тебя огорчать, но тебе, к сожалению, давно уже не девятнадцать.