Я бегом скатился с лестницы. В голове у меня вихрем кружились обрывки только что представшей передо мной картины: пустые пивные банки, учебник по математике и джемпер на полу. Кровать. Голый, лежащий на спине мужчина. Верхом на нем – такая же голая Альва. Ее рыжие потные волосы, висящие прядями, ее порозовевшая от напряжения шея, ее вдруг замедлившиеся движения и приоткрытый рот. Издаваемые ими звуки и, главное, короткий, но пронзительный взгляд, который бросила на меня Альва.
Взгляд – сильнее любого ответа, безмолвный, но притом агрессивный, укоряющий и одновременно виноватый. Я увидел в ней нечто такое, что составляло часть ее сущности и что она в себе отвергала. Увидел нечто такое, что показало мне ее той, какая она есть и какой не хочет быть. Но главное, я увидел себя ее глазами, увидел, кем я стал, а что во мне не сбылось. И что бы там ни складывалось между нами в прошедшие годы, одного взгляда хватило, чтобы все это разрушить.
Сбегая по лестнице, я ощутил в себе чудовищную злость. Я больше не желал быть только мальчишкой, желал избавиться от всего юношеского. Если бы я мог, я бы выбил это из себя без остатка. Внизу ждала мать Альвы с двумя собаками. Она хотела что-то сказать, но я проскочил мимо, пробежал деревню и помчался дальше без оглядки через окрестные луга.
Вспоминая, я вижу себя на помолвке моей сестры. К сожалению, я отнюдь не тот элегантный светский мужчина в костюме, который веселит и покоряет своим обаянием всю компанию. И не тот накокаиненный тип, который, покачиваясь в такт чарльстону на мягких подметках кроссовок «Air Jordans», флиртует со студенткой. Нет, вон тот невзрачный двадцатичетырехлетний молодой человек возле стойки с напитками, который явно чувствует себя не в своей тарелке среди множества гостей, c’est moi[17]. Сломав хребет четвертованному лимону, я выжимаю сок в свой бокал и вспоминаю дни рождения и домашние праздники моего детства, где я всегда был в центре внимания. Огромную энергию, которая была у меня в те дни. Когда же все это бесследно исчезло? Юридический факультет я бросил и в фотографии тоже не добился успеха. «Так мне и надо!» – думаю я, поскольку во мне уже давно тлеет искра яростной ненависти к себе самому.
Единственный человек, кажущийся в этом зале таким же потерянным, как и я, – это жених моей сестры Роберт Шван. Он – известный джазовый пианист, вот только Лиз не любит джаза. Даже странно, что он стал ее избранником. У моей сестры всегда была слабость к интересным мужчинам с приятной внешностью, и она с поражающей меня жадностью хватала и заглатывала все, что покажется ей соблазнительным. Однако ее жених – сухопарый сорокалетний мужчина с черными волосами, колючим взглядом, как у Пола Остера
