Я ждал на парковочной площадке интерната, глядя на яркие следы самолетов на розовеющем горизонте. Как это часто бывало со мной, когда зрелище природы связывалось у меня с моими мечтами и воспоминаниями, я ощутил легкое посасывание в области желудка. В девятнадцать лет я был на пороге получения аттестата зрелости. Передо мной открывалось будущее, возбуждая обманчивый восторг, свойственный молодому человеку, еще не совершившему в жизни ни одной крупной ошибки.
Через четверть часа на территорию интерната наконец подъехал красный «фиат». Я сел на переднее пассажирское сиденье и поцеловал Альву в щечку.
– Как всегда, опаздываешь, – констатировал я.
– Мне нравится, когда ты ждешь.
Выжав сцепление, она быстро набрала скорость.
– Ну как там дома? – спросила она. – Какие-нибудь шашни с женщинами, о которых мне полагается знать?
– Ну, я же не дитя печали, как тебе известно…
– Ты, Жюль, дитя невероятной печали.
Альва не отставала и, уточнив вопрос, поинтересовалась об одной девочке из нашего класса (здесь было бы неуместно упоминать ее имя):
– Как там у тебя с ней? Виделся на каникулах?
– Обвиняемый ссылается на свое право хранить молчание.
– Да ладно, скажи уж! Есть сдвиги?
Я вздохнул:
– Мы не виделись.
– Да уж, месье Моро! От вас я ожидала чего-то большего.
– Очень остроумно! По-моему, она ко мне равнодушна…
– Разве ты не знаешь, как симпатично ты выглядишь? Разумеется, она к тебе неравнодушна.
Альва широко улыбнулась. Она любила оказывать мне моральную поддержку и разыгрывать из себя сваху.
Здесь нужно сказать, что за эти годы я сильно вытянулся. Волосы у меня были черные, как у отца, от него я унаследовал и густую растительность на лице, а брился только от случая к случаю. Я сам удивлялся, какой у меня взрослый вид и каким хищным и жестким стал мой взгляд. За последние годы в школе у меня случились два романа, но они почти никак меня не затронули. Гораздо больше меня в этот период интересовала фотография. Я изучил все, что касается химических реакций, необходимых для проявления негативов. В подвале под интернатом нашлось пустующее помещение, и мне позволили использовать его под фотолабораторию.
Часто меня тянуло на природу, я мог часами просиживать с отцовской фотокамерой на берегу или бродить по лугам и лесам, прежде чем поздно вечером вернуться с собранной добычей. Увиденное через объектив «Мамии», все вокруг словно по-новому наполнялось жизнью: на древесной коре проступали лица, структура воды обретала осмысленность, даже люди внезапно представали другими, и зачастую я начинал по-настоящему понимать выражение их глаз, лишь рассмотрев его через видоискатель фотоаппарата.
