Воображаемые жизни | страница 5

Если бы книга Босвелля заключалась в десяти страницах, она была бы давно ожидаемым произведением искусства. Здравый смысл доктора Джонсона состоит из общих мест и притом самых вульгарных; выраженный с своеобразной грубостью, которую Босвелль сумел очертить, он обладает качеством, в своем роде единственным. Эта грузная пропись сродни лексиконам того же автора, и из всего этого можно бы извлечь одну «Scientia Johnsoniana» с соответственным указателем. Босвелль не имел эстетической решимости сделать выборку.

Искусство биографа состоит именно в выборе. Ему нечего заботиться о правде; он должен творить из хаоса человеческих черт. Лейбниц говорит, что, создавая мир, Бог выбрал лучшую из возможностей. Биограф, как низшее божество, умеет выбирать из человеческих возможностей ту, которая единственна. Он не должен ошибаться в искусстве, как Бог не ошибается в милосердии. Необходимо, чтобы прозрения обоих были непогрешимы. Терпеливые Демиурги собрали для биографа мысли, игру лица, события. Их работа содержится в хрониках, мемуарах, письмах, заметках. Из этого грубого материала биограф выбирает то, из чего может создать образ, не похожий ни на один другой. Нет нужды, чтобы он был одинаков с тем, который в свое время был создан Всевышним, только бы он был единственным, как любое из творений.

К несчастью, биографы обычно думали, что они — историка. Этим они лишили нас восхитительных портретов. Они полагали, что нас может интересовать только жизнь великих.

Искусство чуждо этих соображений. В глазах художника портрет неизвестного, писанный Кранахом, имеет такое же значение, как и портрет Эразма. Ведь не из-за имени Эразма эта картина неподражаема. Искусство биографа — дать жизни бедного актера такую же ценность, как жизни Шекспира. Лишь низкий инстинкт заставляет нас с удовольствием отмечать узость грудной клетки в бюсте Александра или прядь на лбу Наполеона… Улыбка Монны Лизы, о которой мы ничего не знаем (быть может, это даже лицо мужчины), оттого еще более таинственна. Гримаса, нарисованная Хокусаи, наводит на глубочайшие размышления.

Если браться за искусство, над которым работали Босвелль и Обрэй, без сомнения следует не кропотливо изображать величайшего человека своего времени или писать характеристики самых знаменитых людей прошлого, а рассказывать с таким же тщанием единичные жизни людей, каковы бы они ни были: божественны, срединны или преступны.

Никто не знает о его рождении, ни о том, как пришел он в мир. Он появился у золотистых берегов реки Акрагаса, в прекрасном городе Агригенте, немного времени после того, как Ксеркс приказал бить море цепями. Предание говорит, что одного из предков его звали тоже Эмпедоклом: но никто не знал его. Под этим, без сомнения, нужно понимать, что он был сыном самого себя, как подобает богу. Ученики его уверяют, что прежде чем пройти в славе своей по полям Сицилии, он уже прожил из свете четыре существования и был растением, рыбой, птицей и девушкой. На нем был пурпуровый плащ, на который спадали его длинные волосы, вкруг головы золотая повязка, на ногах медные сандалии, в руках гирлянды, сплетенные из лавров и рунной волны.