Воображаемые жизни | страница 36
Это заставило ее сойтись с Казеном Шолэ, тюремным смотрителем из Шатлэ. Впрочем, от своей должности он получал мало монет. Часто она ужинала с ним вместе в трактире «Лошака» против церкви отцов-матуринов, а после ужина Казен Шолэ отправлялся ловить куриц по парижским рвам. Он проносил их под своим большим плащом и выгодно сбывал Машекру, вдове Арнуля, красивой торговке птицей у ворот Малого Шатлэ.
Скоро Катерина бросила ремесло кружевницы: старая женщина с красным носом уже гнила на кладбище Невинных.
Казен Шолэ подыскал для подруги низенькую комнатку около Трех Дев и навещал ее по вечерам. Он не мешал ей показываться у окна с подведенными углем глазами и щеками, намазанными свинцовыми белилами.
Все горшки, чашки и фруктовые тарелки, на которых Катерина подавала есть и пить всякому, кто хорошо платил, были украдены в «Лебеде» или в гостинице «Оловянное блюдо». В один прекрасный день Казен Шолэ исчез, заложив у Трех прачек платье и пояс Катерины. Его приятели рассказали кружевнице, что его по приказанию прево секли, разложив на тележном кузове, и выгнали из Парижа через Бодуайерские ворота. Они больше не видались. Оставшись одна и не имея охоты зарабатывать деньги трудом, она сделалась уличной женщиной, живущей где придется.
Сперва она поджидала у дверей трактиров, и ее знакомые уводили ее за стены около Шатлэ или против Новарской коллегии. Когда начались холода, одна сострадательная старуха пристроила ее в бани, где хозяйка дала ей пристанище. Она стала жить в каменной комнате, устланной зеленым камышом. За ней осталось прозвище «Катернна-кружевница», хотя она больше не плела кружев. Иногда ей давали свободу пройтись по улицам с тем, чтобы она вернулась к тому часу, когда народ обыкновенно идет в баню.
Катерина бродила перед лавками перчаточницы и шляпочницы и много раз подолгу с завистью смотрела на цветущее лицо колбасницы, смеявшейся среди свиных туш. Потом она возвращалась в бани, которые хозяйка освещала в сумерки сальными свечами; они горели красноватым светом и грузно таяли за закоптелыми стеклами.
Наконец, Катерине надоело жить взаперти в четырех стенах. Она сбежала на большие дороги.
С тех пор она не была больше ни парижанкой, ни кружевницей; она стала одной из тех, что бродят в окрестностях французских городов, сидят на могильных камнях и доставляют удовольствие прохожим. У этих женщин нет другого имени, кроме того, что дается им, глядя по внешности, и Катерина получила прозвище «Морда». Блуждая по полям, она караулила вечерами на закраинах дорог, и ее набеленное лицо мелькало вдоль плетней между тутовыми деревьями. «Морда» привыкла терпеть по ночам страх среди мертвых, когда ноги дрожат, задевая могилы.