Воображаемые жизни | страница 16
И почувствовал он, что смысл всего этого бесконечного движения — печален и бесцелен. Как некогда на кровавые заговоры Рима с их наглыми шайками вооруженных клиентов, он глядел на круговращение группы атомов, окрашенных одинаковой кровью и оспаривающих друг у друга свое темное первенство. И увидел он, что смертный распад — только освобождение этой буйной толпы, которая тотчас отдастся тысячам других ненужных движений.
И вот, когда свиток папируса, где греческие слова сплетались подобно атомам мира, сделал все ясным для Лукреция, он вышел в лес через черный портик высокого дома предков.
Он увидел полосатые спины кабанов, как всегда уткнувшихся носом в землю. Потом, миновав опушку, он очутился в знакомом ему лесном безмятежном храме, и взгляд его потонул в голубом небесном колодце. Здесь он обрел мир. Отсюда предстала ему подобная муравейнику бесконечность вселенной: все камни, все растения, все деревья, все звери, все люди с их красками, с их страстями, с их орудиями, — в истории всех этих различных вещей, их рождения, их болезни и их смерти. И сквозь смерть, всеобщую и неизбежную, видел он ясно одну только смерть африканки. И плакал…
Он знал, что плач происходит от особого сжатия небольших желез под веками, приводимых в движение рядом атомов, исходящих из сердца, а тому дан толчок последовательными световыми образами, что отделяются от поверхности тела любимой женщины. Он знал, что любовь — не что иное, как набухание атомов, стремящихся соединиться с другими. Он знал, что печаль, причиняемая смертью любимой — только худшее из земных заблуждений, потому что умершая перестала быть несчастной и уже не страдает, тогда как плачущий по ней болеет собственным горем и мрачно думает о собственной смерти. Он знал, что ни у кого из нас не останется двойника, чтоб проливать слезы над собственным трупом, простертым у ног его. Он знал хорошо, что печаль, и любовь, и смерть — лишь пустые образы, когда смотришь на них из спокойного пространства, где нужно замкнуться. И все же он по-прежнему плакал, и желал любви, и боялся смерти…
Вот почему он вернулся в высокий и мрачный дом предков и подошел к прекрасной африканке.
Она варила на жаровне напиток в металлическом сосуде. В его отсутствие она размышляла тоже, и думы ее восходили к таинственному источнику ее улыбок.
Лукреций следил за еще кипевшим питьем. Оно мало-помалу светлело и стало похожим на мутно-зеленое небо. И прекрасная африканка вскинула голову и подняла палец кверху. Лукреций выпил зелье.
