Воображаемые жизни | страница 14

Тотчас дева, обвитая пеленою, с незакрытыми зубами, восстала и опустилась под землю.

И Септима, оробевшая, бежала меж саркофагов. До второй стражи она оставалась среди мертвецов. Она следила за убегающей луной, она отдавала грудь соленым жалам морского ветра. Ее обласкало первое золото дня. Потом пошла она обратно в Гадрумет, и длинная ее голубая одежда развевалась позади.

Между тем Фоннисса, со своим не гнущимся телом, блуждала в подземных пространствах. Но Имеющий ястреба на голове не принял ее моления, и богиня Гатор осталась недвижной на своем разукрашенном ложе. И не могла Фоннисса найти Антэроса, ибо не знала желаний. Но в увядшем своем сердце она ощутила жалость, какую мертвые питают к живущим.

И вот на вторую ночь, в час, когда мертвецы получают свободу для волхований, с ногами, обвитыми пеленою, она шла но улицам Гадрумета.

Грудь Секстилия мерно вздымалась во сне при каждом вздохе, и лицо его было обращено к потолку, расчерченному ромбами. И мертвая Фоннисса, в благовонных пеленах, села возле него. У нее не было ни внутренностей, ни мозга, но в груди было вложено ее иссохшее сердце.

В тот миг Эрос поборол Антэроса и овладел бальзамированным сердцем Фонниссы. Тотчас пожелала она тела Секстилия, чтобы лежало оно между нею и сестрою Септимою в жилище мрака. Фоннисса прильнула своими окрашенными губами к живым устам Секстилия, и жизнь отлетела от него, как дым.

Оттуда пришла она к рабыне Септиме и взяла ее за руку. И спящая Септима повиновалась руке сестры. И поцелуй Фонниссы, и пожатие руки Фонниссы почти в один час принесли смерть Септиме и Секстилию. Таков был печальный конец борьбы Эроса с Антэросом. И подземным владыкам достались разом — рабыня и свободный.

Секстилий покоится в некрополе Гадрумета между заклинательницей Септимой и сестрой ее, девственной Фонниссой.

Текст заклинания начертан на свинцовой таблице, свернут и пробит тем гвоздем, что опустила Септима через отверстие для возлияний в гробницу сестры своей.

Лукреций явился на свет в большом семействе, стоявшем совсем в стороне от общественной жизни. Первые дни его прошли в тени черного портика высокого дома в горах, с строгим атриумом и безмолвными рабами. С самого детства его окружало презрение к политике и к людям. Благородный Меммий, его ровесник, разделял игры в лесу, затеваемые Лукрецием. Они вместе удивлялись морщинам старых деревьев и следили, как зыблется под солнцем листва, словно освещенный зеленым парус, усыпанный золотыми пятнами. Они часто наблюдали полосатые спины кабанов, роющих землю. Им попадались неугомонные рои пчел и движущиеся полчища куда-то спешащих муравьев.