На эту пристань особенно часто посылали почему-то Яшку. Завгар Касаткин вызывал его к себе в конторку и, плотно затворив фанерную дверь, говорил, заискивая:
«Будь человеком, Яшка. Ты уж подбрось на пристань бочку олифы». Как будто речь шла не о трудном, изнурительном рейсе, а всего лишь о загородной прогулке.
Так и быть, подброшу, — отвечал Яшка, которому льстило, что завгар его упрашивает. — Только предупреждаю: в последний раз.
— О чём разговор! Ясно, в последний — поспешно уверял Касаткин, чтобы через неделю-другую снова позабыть о своём обещании.
А Яшка тем временем заправлял машину, выписывал из кладовой полушубок и валенки, хранившиеся там про запас, и уезжал. На Касаткина он не сердился. Во-первых, у него, у Яшки, нет семьи. Во-вторых, он работает на полуторке, которая только что из ремонта, — не гонять же, в самом деле, трёхтонку из-за бочки олифы на край земли. А дорога такая, что сам чёрт ногу сломает. В общем, получалось, что на сей раз завгар был справедлив.
Яшка отправлялся в путь на рассвете.
За городом, выехав на укатанный зимник, он принимался думать о многих странных вещах. Почему, например, никак не изобретут прибор, чтобы читать мысли на расстоянии? Тогда бы он, Яшка, мог узнать, о чём сейчас думает Надя. И почему человеку не дано заглянуть в свою судьбу?
«Что день грядущий мне готовит?» — мысленно спрашивал он себя чужими словами и, забывшись, принимался насвистывать. Тусклое небо. Река петляет где-то внизу.
Яшка чувствовал себя одиноким. Тёплая грусть застилала ему глаза. Тогда, тряхнув головой, он резко тормозил и, почему-то сердясь на себя самого, уже вслух произносил:
— Хватит. Это из другой оперы.
Но через минуту он снова думал: «А почему всё-таки нельзя хоть в щёлочку заглянуть в будущее?»
Из очередной поездки на пристань Яшка вернулся с запавшими глазами, разбитый и усталый. Однако он заставил себя помыть машину и только после этого, не снимая огромного полушубка и таких же огромных валенок, в которых не сгибались ноги, отправился домой. Сопровождал его, по обыкновению, Чижик.
— Как съездил? — спросил Чижик.
— Обыкновенно — односложно ответил Яшка, занятый собственными мыслями.
Они шли мимо сквера. И тут перед ними, откуда ни возьмись, словно из-под земли выросла цыганка. Настоящая цыганка, с огненно-чёрными глазами, с тускло позванивавшим монистом на тёмной шее и в пёстрой, хотя и выцветшей ситцевой юбке до пят. И, когда эта цыганка произнесла своим бархатным голосом: «Дай, соколик, погадаю Я тебе, чернобровый, за три рубля всю правду расскажу», Яшка невольно замедлил шаг. Может, действительно согласиться? Пусть поворожит, а вдруг Хотя, надо думать, наговорит всякого вздора А цыганка, почувствовав, что он колеблется, уже схватила его за руку и потянула в сторону к каменной ограде.
