Затем она постаралась думать о чём-нибудь другом, О стычке с председателем исполкома, о близком отъезде. Но мысли её помимо воли снова возвратились к Яшке.
Какое-то предчувствие, ожидание чего-то томило её.
А вокруг шумели деревья.
И, когда, прислушиваясь к этому лёгкому и тонкому шуму, она подняла глаза и увидела перед собой живого Яшку, это нисколько не удивило её. Так должно было случиться, и так случилось.
И всё же с минуту они оба молчали.
Наконец, чувствуя, что молчание становится невыносимым, Яшка спросил у неё глухим, охрипшим от волнения голосом:
— Значит, уезжаешь?
Он произнёс не те слова, которые собирался и, главное, должен был сказать. Он чувствовал это, но, увидев наконец Надю, которую ему пришлось долго искать, Яшка, прежде чем она ответила на его вопрос, снова сказал с болезненной горечью:
— Быстро, однако, сматываешь удочки Ему было больно. Обидно и больно. Он отмахал, больше восьмидесяти километров только для того, чтобы увидеть Надю, и вот он узнает, что она уже собралась в путь-дорогу — Да, сматываю удочки, — ответила Надя. — И что же?
— Всё понятно. — Яшкины губы скривились. — Как пишут в газетах: комментарии излишни.
Он ещё что-то хотел сказать — такое же обидное и злое, — но у него пересохло во рту, и он, махнув рукой, повернулся к Наде спиной и зашагал прочь. Его плечи были опущены.
Наде хотелось крикнуть: «Вернись, дурень! Да ничего-то ты не понимаешь, ничего!..» Она подалась вперёд, прижав почему-то руки к груди, но, обессилев, снова опустилась на скамью.
Яшки уже не было. Звонок, дребезжа, настойчиво созывал зрителей на второй сеанс.
Как знать, быть может, Яшке и не привелось бы, как ему того хотелось (через час он уже жалел о своей размолвке с Надей), снова увидеть её, если бы судоремонтный завод не шефствовал над тем самым колхозом, в котором теперь работал Яшка.
Но судьбе было угодно подстроить так, чтобы Яшкину полуторку отправили в распоряжение колхоза «Пятилетка», и та же судьба позаботилась о том, чтобы Дынник в скором времени отправился на «Победе» в этот колхоз.
Надя вела машину легко, уверенно, и Дынник, сидевший рядом с нею, рассеянно поглядывал на пустые поля, которые простирались до самого горизонта. Директор не обращал внимания на красоты природы — он не замечал ни тёмных скирд, ни синевшего вдали сосняка, ни пухлых румяных облаков. Он был слишком практичным человеком, чтобы заниматься пустяками. Впрочем, о шефском концерте, который должен был состояться в колхозе через несколько дней, директор тоже не думал.
