Шум понемногу стихал. Голос безумного, пришедший в последнюю минуту в хриплый рев, затих; только вой собаки слышался еще долгое время.
— Плуто, сюда! Принеси его сюда! Тащи его сюда! — кричал Клаус в темноту.
Ответный лай собаки известил, что она поняла.
Теперь Штертебекер продолжал ползать назад, но продолжалось еще довольно долго, пока он наконец вышел на свободу. Почти вслед за ним вышел Плуто, таща за собой израненное, окровавленное тело.
Вигбольд и матросы прибежали к пещере, но не вошли туда, зная, что в таком узком проходе, один может больше успеть, чем целая армия, а Штертебекер мог помериться с любым противником.
Они поэтому остались у входа и разложили огонь; Вигбольд, на всякий случай, приготовил свои мази и лекарства.
Последние скоро понадобились. Оказалось, что раны Генриха не смертельны. Он был весь искусан, сумасшедший пытался убить его зубами. Последний был весь изранен собакой. Он не был еще мертв, но жизнь его висела на нитке. То, что он потерял сознание, спасло его от Плуто, которая сочла его мертвым и оставила его наконец в покое.
Теперь наступила очередь Вигбольда. Самым необходимым делом было теперь возможно скорее оказать медицинскую помощь и уберечь их от опасности замерзания. Потерявшие сознание не могли теперь выработать необходимую теплоту, чтобы противостоять ужасному полярному холоду.
Магистр усердно принялся за дело, молча осматривая пациентов, а Штертебекер, мрачный как ночь, глядел на его работу и думал о вечной загадке человеческой натуры.
Когда Вигбольд перевязал раны обоим потерявшим сознание, были приведены две сани, на которых уложили раненых, укутав их одеялами и шубами, и все двинулись к кораблю.
Клаус Штертебекер был убежден, что он в безумном действительно нашел Рейнмара фон Ритцебютеля. В этом не могло быть никаких сомнений, ибо в эту ледяную пустыню не мог попасть никто другой.
Через несколько часов «Буревестник» двинулся обратно с натянутыми парусами.
Вигбольд заботливо ухаживал за больными, и через десять дней он сообщил Клаусу, что Генрих вне опасности.
— Слава Богу, — облегченно сказал Клаус. — А Рейнмар?
Вигбольд молчал и лицо его опечалилось.
— Ну, — сказал Клаус. — Лицо твое не особенно радостное.
— Я должен признаться тебе, Штертебекер. Обещай мне, что чтобы ни случилось, ты всегда будешь уверен, что я имел в виду добро и ничего легкомысленного не сделал, а действовал по хорошо обдуманному плану.
— Это само собой понятно. Но не мучь меня, скажи в чем дело.
