Пока мы усиленно изображали пресмыкающихся, было время поразмышлять о многом. Например, о том, что мы оказались в нашем времени и, судя по инквизиторам, уже после ареста Лима. Интересно, какой сейчас день? Месяц? Мысли о годе гнала прочь.
И еще – куда нас занесло? При предыдущих переносах во времени выкидывало не так далеко от исходной точки. Но все случается когда-то в первый раз.
Солнце палило. Мы уже метров триста как упражнялись в горизонтальных способах передвижения. Наконец невысокий, но густой кустарник позволил нам принять хотя и сгорбленное, но все же вертикальное положение. Процесс убегания от инквизиторов пошел гораздо быстрее и эффективнее.
Я держала курс на ущелье. Белобрысый клыкастик хранил выразительное молчание. Постаралась приглядеться к своему спутнику, так сказать, при дневном свете, без очарования свечей и спешки погони. Молодой – на вид лет семнадцать, не больше, красивый, но, по мне, слегка смазливой красотой, с пронзительными, чуть раскосыми карими глазами – цвет, кстати, весьма редкий у блондинов. Широкий разворот плеч, прямая спина – этого аристократа тяжелая работа не ломала, не гнула к земле. А вспомнив то, как он страстно прильнул к Адриано… Молодой, но уже испорченный. И еще подумалось, что я все же ходячая аномалия: нормальные путешественники привозят из вояжа магнитики и сувенирные значки, у меня же получается преимущественно мужиков, которые, к слову, мне на фиг не нужны.
– Что именно ты хочешь знать? – почему-то миндальничать и выкать этому клыкастику не хотелось в принципе.
– Все.
Раз все, так все, решила я. Блондинчик еще не знал, как он попал.
Свое повествование я начала с вопроса: а ты никогда не пробовал пропихнуть арбуз в отверстие с лимон? Получив отрицательный ответ, я начала просвещать этого аристократического неуча в вопросе родовспоможения, а заодно и рассказывая свою историю, как он и просил «все», с самого начала. То бишь с момента появления некой Светланы Смирновой на свет. В подробностях описала процесс родов, благо образование и лексикон недобитого хирурга позволяли. Вампир, несмотря на обгорелую кожу, почему-то побледнел. Не иначе впечатлился?
Зря я так подумала. Оказалось, вампирюги бледнеют от гнева. Блондин сначала резко остановился, развернулся ко мне так, что наши носы едва не соприкасались, и прошипел мне в лицо:
– Издеваешься?
Еще и прищелкнул клыками в попытке устрашить. Происходи это на кладбище, при свете луны, может, и прониклась бы, а так… Сначала демонстративно принюхалась, а потом с интересом заглянула ему в рот, чуть наклонив голову. Прям как овчарка, когда решает: достойна ли ворона, тянущая из мусорного бака очередную дрянь, ее, собачьего, внимания. Разглядывала я при этом ровный прикус и сияющий белизной кошмар платного дантиста.
