Голова была абсолютно пустой. Единственное, что подсказывало чутье, именуемое некоторыми интуицией: надежда есть, пока есть свобода, но, чтобы ее сохранить, нужно побыстрее убираться отсюда. Навряд ли инквизиторы так быстро свернут поиски беглой магички. Скорее уж пришлют подкрепление и начнут прочесывать квадрат за квадратом.
Вампир, до этого лежавший смирно, попытался отвлечь меня от дум, завозившись и выразительно стрельнув взглядом вбок. Матерая гюрза подняла голову. Ее язык трепетал, а тело, словно полутораметровая латинская буква «S», свидетельствовало: хозяйка этих угодий крайне недовольна вторжением чужаков.
Я перестала дышать.
Лишь смотрела в щели зрачка и на раздвоенный язык. А в голове некстати крутились обрывки воспоминаний той, другой моей жизни, где не было магии, зато были дом и любящая семья. Мама и папа…
Отец считал, что выбор есть всегда: отступить или сражаться, жить или умирать, делать выводы или делать ноги… В последнем случае родитель настаивал на втором варианте, ибо подумать можно и в укромном месте, когда смоешься из эпицентра проблем. Увы, в моем случае выбор тоже был: попытаться резко вскочить, перепрыгнув через валун, что скрывал меня от инквизиторов, оставив вампира на заклание безногой рептилии. Связанный был к незваной шипящей визави ближе, так что призрачный шанс уцелеть, несмотря ни на что, был.
В этом случае я буду избавлена от яда. Зато взамен приобрету два симпатичных браслета на запястья: навряд ли инквизиторы оставят без внимания мое столь эффектное появление в зоне их видимости. Буду арестованной, зато живой.
Ощущая себя полной дурой, поправшей сильнейший из инстинктов – самосохранения, я осталась в компании змеи.
Время шло, наше трио замерло, словно в статичном кадре. Увы, гюрза была напрочь лишена чувства такта, которое заставляет скрыться невольного свидетеля, если перед ним разворачивается пикантная сцена. В данном случае: полуголая девица (исподняя рубаха от пота прилипла к телу, так что почитай что голая) и юноша, у которого из одежды – лишь нательные штаны. Оба – в горизонтальном положении. Для стороннего наблюдателя сцена была бы весьма откровенной и однозначной. А то, что партнер связан, – ну, может, игры брачные у нас такие?
Аспид вел себя в лучших традициях мужа, заставшего супругу на горяченьком: шипел, угрожал, но к активным действиям не приступал. Не иначе, уповал на негласное правило: уйти должен тот, кто находится здесь на менее законных основаниях.
