Оборотень, отфыркиваясь и матерясь сквозь зубы, вылез из-под кровати наполовину, когда свекор, избавившись от дамского гардероба, подошел к мученику и, ухватившись за обе руки хранителя, выдернул его из-под ложа, как дедка приснопамятную репку.
Обозревая учиненный нами погром и три статуи (одна в позе скрюченного футболиста, стоящего в «стенке», которому мяч прилетел в самое оберегаемое место), оборотень выдохнул:
– Спасибо, конечно, что зафиксировала его на месте: заклинание стазиса действует только на относительно стабильный объект.
Он не договорил, но во взглядах обоих спутников читалось: они сочувствуют бедняге, в глазах которого застыла боль, понятная лишь мужчинам.
Адриано решил сменить тему разговора и излишне оптимистично заявил:
– Зато во всем случившемся есть один существенный плюс – мы теперь точно знаем, в какое время нас занесло.
Свекор скептически воззрился на говоруна.
– И в какое же?
– Это 1740 год. Именно тогда Бенедикт Четырнадцатый, он же Просперо Лоренцо Ламбертини, получил папский сан. К слову, его понтификат был примечателен укреплением церковной власти, подписанием ряда мирных договоров и расцветом просвещения. После смерти ему даже был поставлен памятник, причем не в Италии, а в Англии, с надписью: «Любимый папистами, уважаемый протестантами, клирик без хвастовства и алчности, князь без фаворитов, папа без непотов». А еще…
Адриано вещал минут десять, не меньше.
Его глаза блестели, рассказ был вдохновенен, и судя по всему, оборотень оседлал любимого конька истории. Увы, ни я, ни свекор не были настроены слушать пусть и весьма занятную, но все же лекцию об очередном наместнике Бога на земле.
– Понятно, что этот Бенедикт был хороший мужик, – решила осадить лектора. Пусть грубо, зато отрезвляюще.
Некстати припомнилось, что этот римский папа являлся и любовником одной из сестричек, ныне украшавших интерьер. Ну да это простительно тому, кто сумел предотвратить несколько войн, построить кучу университетов и академий, дать возможность обучения женщинам, обнародовать папскую буллу против порабощения коренных народов Америки и других стран, да и много чего другого. Ну должен же был быть у этого Бенедикта хоть один недостаток? Тем более такой очаровательный. Я еще раз глянула на вздернутый носик Джованины. А она была красавицей, даже по меркам двадцать первого века.
