Амьена охватило волнение. Он не был, как его друг Верро, поклонником профессии следователя, но тайна омнибуса его волновала, как оказалось, намного больше, чем он сам себе в этом признавался, и Поль уже стал надеяться, что продавщица апельсинов его просветит относительно происшествия в омнибусе. Но справка, на которую он надеялся, не пришла.
И все таки Поль себе сказал, что из этой толстухи, пожалуй, ещё можно извлечь кое-какую полезную информацию, и продолжил:
—
Но если девушка приходила часто на этот рынок на Монмартре, то это значит, что она жила в этом квартале.
—
О! Это, конечно, — ответила сплетница.
—
И тогда вполне возможно, что среди продавцов, которые отпускали ей съестное, найдутся такие, которые могли бы сказать, на какой улице и, даже, в каком доме она жила.
—
Это вполне возможно, но лично меня, однако, это бы удивило. Они не должны были обратить внимание на нее, так как она ничего особенного и много у них не покупала. Яйца, овощи, салат. Она не расходовала больше тридцати су в день. И несмотря на это, вела себя, как маленькая принцесса, ходила по рынку с гордым видом. Она не разговаривала с продавцами, а лишь спрашивала их: «Сколько?» И когда она находила, что это было слишком дорого, она не торговалась, а просто поворачивалась и уходила прочь, не сказав ни слова.
—
Между тем, она не была, по всей видимости, богатой?
—
Богатой? О! Нет. Я всегда видела её в одной и той же протёртой до дыр карако и таком же истлевшем от старости платье из чёрной шерсти.
—
И она всегда была одна? — спросил Амьен, который, несмотря на то, что ему пора было идти в театр, продолжал расспросы, как его товарищ простак Верро.
—
Всегда. Горничные, которые приходили на рынок со своими кавалерами, насмехались над нею, потому что у нее не было возлюбленного.
—
Красивая и целомудренная… это редкость… и случается, главным образом тогда, когда у девушки нет ни состояния, ни родителей, и которая должна работать, чтобы заработать себе на жизнь. Смешно, право говоря.
—
Родителей, я думаю, у нее действительно не было, но мне кажется, что работницей она тоже не была.
—
Чем же она, как вы полагаете, могла заниматься?
—
Она должна была давать уроки по двадцать пять су за занятие… больше почти никто не даёт за это.
—
Тогда ей, должно быть, приходилось посещать многих людей, и возможно кто-то опознает её тело.
—
Как знать! — ответила толстуха, пожимая плечами. — Не все ходят в Морг, а экспозиция с её телом продлится только три дня.
