Он говорил мягко, гортанно, точно лягушка квакала, и казалось, что он все слова произносит с каким-то необыкновенным смаком, словно чувствует их вкус на языке. Акцент у него такой же, как у Клода, — сильный приятный акцент бакингемширской глубинки, но голос крысолова был более гортанным, слова звучали сочнее.
— Спускаешься в канализационную трубу и берешь с собой самые обыкновенные бумажные пакеты из коричневой бумаги, а в этих пакетах — сухой алебастр. И больше ничего. Потом подвешиваешь пакеты к верхней части трубы, чтобы они не касались воды. Понятно? Чтобы воды не касались, но чтобы крыса могла дотянуться до них.
Клод зачарованно его слушал.
— А дальше вот что. Крыса плывет себе по трубе и видит пакет. Останавливается. Обнюхивает его и ничего плохого не чувствует. И что она делает?
— Начинает его грызть, — радостно вскричал Клод.
— Ну да! Именно! Именно это она и делает! Она начинает грызть пакет, пакет разрывается, и крыса за свои труды получает целую порцию алебастра.
— Ну?
— Это ее и губит.
— Она умирает?
— Ну да. Тут же!
— Алебастр вообще-то не ядовит.
— А! Вот именно! Как раз тут-то вы и не правы. Алебастр разбухает. Если его смочить, он разбухнет. Как только он попадает крысе в брюхо, разбухает и убивает ее наповал.
— Не может быть!
— Крыс надо знать.
Лицо крысолова светилось тайной гордостью, и, поднеся свои костлявые пальцы близко к носу, он принялся потирать их. Клод в восхищении смотрел на него.
— Ну и где же тут крысы?
Слово «крысы» он произнес мягко, гортанно, сочно, будто полоскал горло топленым молоком.
— Давайте-ка посмотрим на крррыс!
— Вон в том стоге сена, за дорогой.
— Не в доме? — явно разочарованный, спросил он.
— Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.
— Бьюсь об заклад, что они и в доме есть. По ночам, видно, пробуют вашу еду и распространяют всякие болезни. У вас тут никто не болеет? — спросил он, посмотрев сначала на меня, потом на Клода.
— У нас все в порядке.
— Вполне уверены?
— О да!
— Этого никогда не знаешь. Можно болеть неделями и не чувствовать этого. Потом вдруг — бац! — и готово. Вот почему доктор Арбутнот так привередлив. Вот почему он так быстро меня прислал, понятно? Чтоб помешать распространению болезни.
Теперь он облачился в мантию санитарного врача. Он словно был тут самой важной крысой, глубоко разочарованной в том, что мы не страдаем от бубонной чумы.
— Я чувствую себя отлично, — нервно проговорил Клод.
Крысолов еще раз вгляделся в его лицо, но ничего не сказал.
