Привычное священнодействие, так называемая сумеречная кружка пива, обычно начиналось в пивной «У рыжей кошки» ближе к вечеру, хотя и задолго до настоящих сумерек, однако сегодня в заведении было не протолкнуться еще с раннего послеобеденного времени. Здесь собралось общество румяных бодрячков, одетых в засаленные кожаные штаны и тирольские шляпы с пышными кистями из волос серны, и эти, казалось бы, «вечнозеленые кедры» несли на себе явную печать надвигающейся старости. Надо заметить, что над столиками завсегдатаев в пивнушках всегда как будто бы сгущаются сумерки, несмотря на белый день, но немытые и заставленные всяким хламом окна этого заведения создавали еще большую преграду для солнечных лучей. Информация о вчерашних событиях поступала сюда нерегулярно, обрывками, и хотя многие из собутыльников даже были непосредственно на месте происшествия, все равно никто не мог сказать ничего определенного, ведь им хватило забот по спасению пострадавших и предотвращению самого худшего! Пожилые красавцы крепко сжимали свои стаканы, некоторые даже обеими руками. Они пытались согреть пенный напиток теплом своих рук, поскольку у многих уже начались возрастные проблемы с желудком или почками, а теплое пиво, по слухам, гораздо полезней холодного. Казимир Хальбенталер, крепкий девяностолетний мужчина, даже просил официантку нагревать его пиво до легкого кипения. Во время войны он служил в части, стоявшей во Франции, и поэтому постоянно кричал: «Мария! Une bière chaud-froid[8]!» — за что его прозвали Шофруа. Итак, Кази-Шофруа велел официантке подогреть свое пиво, поскольку желудок у него уже не тот, что в молодости, и почка осталась только одна, но как же не поддержать компанию? Этот мастодонт всегда активнейшим образом участвовал в обсуждениях, и никого не удивило, что и он закивал Хакльбергеру:
— Точно. Без русских тут не обошлось.
В это блистательное созвездие старожилов не мог пробиться ни один чужак, и такое положение вещей сохранялось уже очень долго, несколько столетий. Конечно, за соседними столами можно было заметить и американцев, и японцев, и немцев из других федеральных земель, и — правда, до крайности редко — жителей небольших соседних городков, которые по тем или иным причинам задержались в этих краях и хотели промочить горло. Однако столик завсегдатаев был табуирован для всех пришлых. В пивной «У рыжей кошки» все прекрасно знали друг друга с незапамятных времен. Теплая компания из двадцати — тридцати мужчин, с достоинством носящих свои баварские одежды, внимательно смотрела на Тони Харригля — единственного стоявшего, а не сидевшего за длинным столом. Харригль любил произносить речи стоя. Член совета общины, он время от времени заглядывал сюда на огонек и подсаживался к старожилам, чтобы проверить на этой особенной публике те или иные аргументы. Итак, Харригль начал рассказывать свою невероятную историю, и вскоре все затопали ногами, забарабанили по столу кулаками и закричали: «Ну надо же!» и «Давай поживей, не отвлекайся!»
