— И не надейтесь, инспектор, не получится отобрать у меня ребёнка. Я давно подозревала, что вы попытаетесь это сделать, видела, как вы смотрите на него. Ждали удобный момент, да? Но и я не дура! Вчера, после нашего разговора, я навела справки. Вы же настоящий мизантроп, консерватор и ретроград!
Григора будто холодной водой окатили. А Ольга Шмидт набирала обороты:
— Я больше скажу, вы — латентный извращенец! Как вас в управлении терпят? Да ещё и лицензию дали — наверняка махинации! Ничего, я вас выведу на чистую воду — только попробуйте к моему ребёнку близко подойти! Вы теперь вот у меня где! — она потрясла зажатым в кулак смартиком. — Разговор записан, все ваши грязные инсинуации! И то, как вы государственную программу дискредитируете, и о бизнесе вашем с передержками. Мне страшно представить, для чего вы арендуемых детей используете!
Она проскользнула мимо Григора, побежала к лестнице:
— Прощайте, инспектор! С ребёнком мне и другие помогут, нормальные — просьбу заменить куратора я оформлю завтра же. А вам рекомендую убираться куда подальше из этого города. ОЧЕНЬ НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую!
Григор опомнился.
— Ольга, постойте! Вы неправильно поняли! Я объясню!
Он бросился следом, плохо соображая, что собирается объяснять. Главное — нельзя, чтобы она поменяла куратора! Потерять Эрика нельзя!!!
В заброшенном здании сгущались сумерки. В фойе с огромными панорамными окнами во всю стены это было не так заметно, но на лестнице царил полумрак. Бежать было трудно, на высоких каблуках, которыми любила щеголять Ольга Шмидт — и подавно. Григор догнал воспитательницу на первом же пролёте, схватил за рукав куртки:
— Да постойте же!
— Пусти, извращенец! — она рванулась в сторону, оступилась, потеряла равновесие, схватилась за перила, чтобы не упасть…
Рукав куртки выскользнул из пальцев Григора, бряцнул о ступени упавший к его ногам смартик, двумя этажами ниже загрохотало, сдавленно вскрикнуло… И всё затихло. Ольга Шмидт исчезла.
Григор осторожно подошёл к краю лестницы. Х-гражданка лежала навзничь среди обломков перил и каменного крошева, странно, нехорошо вывернув руки и ноги. Не шевелилась. Инспектор сглотнул колючий комок. Она что… не живая? И тут же услышал слабое:
— По… помо… гите…
— Сейчас, сейчас, я сейчас, — судорожно закивал. А в голове вызревало понимание, что нужно делать. Что он, Григор, должен сделать ради Эрика.
Сначала — запись. Он поднял приборчик, без труда нашёл файл с сегодняшним разговором. Стёр. Не было никакого разговора о «передержках» и вреде анабиоза! И быть не могло.
