Старик задумался, а потом, немного погодя, сказал, указывая на незаколоченное окно:
— А вот люди говорят, что некоторые видали в этом окне свет ночью поздно и — женщину в белом платье.
— Ну спасибо тебе, старина, за рассказ, — сказал Навроцкий в раздумье и подал ему трехрублевую бумажку. — А это вот тебе за хлопоты и за угощенье.
— Да што вы, помилуйте, ваше благородие, какое же тут угощенье да хлопоты…
— Бери, бери, старинушка, — сказал Навроцкий. — Да вот что, — прибавил он, взглянув на часы, — теперь уже скоро семь, стало быть, скоро и ночь наступит; еще ночью и подводу-то найдешь ли на селе, не знаю: я ночую у тебя, старина.
— С великим удовольствием, мой батюшка, только в хате-то моей не больно чисто.
— Э, полно, я здесь усну, только Ивана приведи ко мне на минуту, а то сам-то, пожалуй, дороги не найдет.
— Вся есть воля ваша, только удобно ли будет здесь вам? — не то заметил, не то предостерег старик и вышел из комнаты.
— Собаку захвати сюда! — крикнул Навроцкий вслед старику.
Через несколько минут вошли Иван и старик. Оба тащили всякой всячины для постели.
Старик принес большой овчинный тулуп, простыню и подушку; у Ивана в руках было одеяло.
Навроцкий не противился: не отсылать же обратно.
— Спасибо, старина, ничего, я бы и так уснул, — говорил он.
— Как можно, батюшка, — вон какой здесь холодище, — говорил старик, устилая постель на широкой кушетке.
— Ты, Иван, завтра часов в шесть утра иди на село и разыщи подводу, — обратился Навроцкий к денщику.
— Слушаю ваше благородие; не прикажете ли еще чего?
— Нет, больше ничего не надо, спокойной ночи вам обоим!
— Счастливо оставаться, ваше благородие! — проговорили оба и вышли из комнаты.
ГЛАВА VI. Явление мертвеца.
Навроцкий встал и притворил дверь. Потом сдернул с портретов полотно и пристально поглядел на «него» и на «нее».
Придвинув к кушетке стул, он поставил на него лампу и лег в постель, не раздеваясь.
Долго он лежал, куря папиросу за папиросой; вынул часы, поглядел: было около десяти.
Наконец он потушил огонь, завернувшись сначала в овчинный тулуп.
В окно светила полная луна и при свете ее Навроцкий, дополняя воображением устремленный взгляд свой, почти ясно видел портреты…
Так он долго лежал, будучи не в силах оторвать взор свой от той точки, в которую он впился.
Что-то вдруг треснуло, Навроцкий невольно вздрогнул.
— Трезор, иди сюда, — поманил он собаку из-под кушетки и она, вспрыгнув, улеглась в ногах.
Вот, где-то в углу, как будто мышь заскрежетала зубами и опять все тихо…
