– Павлович. Олег Павлович, – улыбнулся он. – Давай не будем коверкать великий и могучий, дорогуша!
– Давай, – согласилась она. – Владимир Васильевич в чем-то прав. По всей видимости, некие идеи у тебя в сознании отвечают за воспроизводство одного и того же опыта.
– Милая, а попроще?
– Ты носишь в своей башке все, что тебя окружает. Так понятнее?
– Понятнее, но неинтеллигентненько…
– А ты хочешь и понятно, и интеллигентно? Юморист! А орать на начальника охраны было интеллигентненько?
– Они первые начали! И что это за идеи, по-твоему?
– А вот здесь самое интересное. Я не знаю. Надо разбираться. Я заметила вот что. Мы знакомы шесть лет. И я поняла, что у тебя очень странная концепция собственного я. И самолюбив до неприличия – и одновременно готов убить себя, если что не так. Мне кажется, здесь перекос. Олег Палыч! Похоже, эти деятели отражают твое самоуничижение. Они от тебя не зависят, им можно. Сотрудники зависят. Я где-то тоже. А они – нет.
– И чего делать?
– Сейчас? Доедать и в кроватку, а потом я поеду за Лизкой.
Садик работал до восьми, и сегодня они планировали забрать дочь попозже.
– Это само собой. Что делать с самоуничижением?
– Полюбить себя неидеального.
– Это как? – Олег пристально и в первый раз за вечер очень серьезно взглянул в голубые глаза супруги.
– Полюбить того плохонького студента. Того чиновника-взяточника. Любить успешного Олега. Любить Олега, у которого что-то пошло не так с контрактом. Любить Олега – секс-машину. Олега-паиньку и Олега-хулигана.
– Секс-машину? – задумчиво повторил он.
– Я пошла, Олег Палыч. Надену твои любимые туфли. Приходи.
– Павлович… – пробормотал он рассеянно. – Олег Павлович…
Посидел минутку один. И пошел в спальню.
