– А зачем это вам? – удивился Васечка.
– Ну, видите ли, – начала Василиса Геннадьевна, далее последовал набор странных медицинских терминов, который, вероятно, должен был убедить пациента в том, что заданный вопрос является главным.
Васечка нахмурился, встал со стула и сказал:
– Пойду я, наверное!
Василиса Геннадьевна вдруг вспомнила, что умеет смущаться. Она порозовела (удивительно при этом похорошев) и сказала:
– Ну что вы, не волнуйтесь, я же врач!
Васечка сел на стул, взглянул доктору в глаза, жестко усмехнулся и рублено произнес:
– Я женщин ненавижу!
Глаза Василисы Геннадьевны широко открылись и наполнились слезами, которые в этом возрасте у женщин очень скоры.
– Ну, вернее, ненавидел, – сказал Васечка, смягчаясь.
Василиса Геннадьевна положила свою увесистую ладошку на его руку, смахнула набежавшую слезу, взглянула в глаза пациента тем самым докторским, многозначительно-знающим взглядом.
– Вы можете мне доверять, – сказала она голосом, который стал проникновенно-нежным, – говорите, не стесняйтесь, я пойму вас.
Василий Петрович ссутулился, посмотрел на доктора доверчивым детским взглядом и начал рассказ:
– Видите ли, доктор, я вырос в семье инженера и врача. Моя мама, врач-стоматолог, была женщиной строгой и болезненно порядочной. Многие ее коллеги «не замечали» трешек и пятерок, которые пациенты невзначай опускали в карманы их халатов, а для мамы было мучением принять в благодарность даже шоколадку. Она возмущенно выговаривала пациенту, что так делать нельзя, и категорично возвращала любое подношение.
Жили мы небогато, а когда мне было шесть лет и от инсульта умер мой папа, то стало совсем тяжело.
Мама пыталась подрабатывать. В лето после смерти папы она поехала вместо отпуска работать врачом в пионерский лагерь и взяла меня с собой.
Когда, через тридцать лет, в составе правительственной делегации, нас привезли в лагерь смерти «Бухенвальд» и над его воротами я прочитал «Каждому – свое», мне почему-то вспомнился яркий солнечный день, мама, которая держала меня за руку, чемодан в другой моей руке и живенькая надпись над металлическими воротами – «Лесная поляна».
Пионерский лагерь образца 1968 года – это, скажу я вам…
Это железная дисциплина и оргии вожатых по ночам.
Это разговоры о равенстве, братстве и постоянное унижение младших старшими.
Это рассказ о высоконравственных идеалах и первый сексуальный опыт малолеток, попавших в опытные руки пионервожатых.
В общем, каждому – свое.
