несёт только несусветные небылицы о минувшей сече. Всё тело угнетает долгий отход, а добивает зачинающийся всеобщий глум
>111, когда каждый встречный норовит достать тебя настойчивым: «Деяти ли детель?»
>112. А ты упорно делаешь вид, что всё так и было изначально задумано. Сице
>113 сгинул Перун
>114 – от множества ран на поле остывающем одиноко угас, но перед этим лютой смерти предал всех ворогов южных, а заодно, в пылу битвы, и всю свою дружину положил с малыми обозами. И в неком ему оказалось возродиться к девятому дню. Так и остался он в памяти недолгой как Евпатий
Неистовый>115 с любимым девизом из своей другой жизни: «Мёртвые сраму не имут»
>116.
Я совершил несколько вполне реалистичных имитаций атак на главные смотровые бойницы, убеждаясь в полном безразличии часовых к моим провокационным действам. Чисто озорства ради, краем милоти загасил самый яркий факел, чем вызвал только поток беззлобных ругательств в адрес неведомого Вернера>117-жмота. Это убедило, что пока и обычного отвода глаз достаточно. Совершая широкие круги, поднялся выше шпиля замка, выбирая укромное место для бесшумного появления и последующего неминуемого возмездия. Садовый парк позади замка полностью отвечал задуманному. Я начал плавно снижаться к одиноко стоящей беседке, приткнувшейся почти к самой стене, как левая рука зацепила и порвала тончайшую нить. Раздались мелодичные звуки маленьких колокольчиков, моментально яркие вспышки ослепили меня, а вдогонку раздались тугие хлопки и воздух наполнился гулом сотен стрел, летящих в моём направлении. Я только и успел прикрыть глаза, как тела настиг с десяток стрел, отправляя в полное беспамятство.
Боль нахлынула на меня даже опережая возвращение сознания. Не открывая глаз, я вслушался в негромкий, но такой знакомый канцелярский бубнёж.
– … плащ непонятного назначения, порванный в шести местах, одна штука; одноручный клинок неизвестной работы, определяемый мной как гросс-мессер>118, одна штука; кинжал милосердия>119 неизвестной работы, одна штука…
– Он очнулся, – раздался сбоку от меня испуганный голос.
– Вот и чудненько. Здравствуйте, господин Тень! Заждались, право слово. Добро пожаловать в наши благословенные пенаты>120, – раздался прямо над ухом жизнерадостный голос, – Открывайте, открывайте глаза. Что там пара-другая царапин для таких как вы.
Я с трудом разлепил в некоторых местах склеенные затвердевшей кровью глаза, проморгался и попытался осмотреться, не имея никакой возможности повертеть головой. Судя по всему я сидел в крепком кресле, скованный по рукам и ногам, а через шею и лоб проходили плотно подогнанные обручи, ограничивающие любое движение. Во рту противно отдавал кислым внушительный шарообразный кляп. Прямо передо мной была надёжно укреплена странная конструкция, как монумент
