Семейство майора НКВД он застал сидящим, как говорится, на чемоданах. Оказывается, Михаила Ивановича перевели в Киев, предоставив ему должность в центральном аппарате республиканского Наркомата внутренних дел. Беловы уже продали дом, только Людмила почему-то не сочла нужным вовремя сообщить супругу эту интересную новость.
Она вообще держалась с ним несколько отстраненно, разговаривала спокойно, даже равнодушно. Алексей не узнавал милую женушку. Разве не она жарко целовала его на перроне вокзала десять месяцев назад, когда он уезжал в зерносовхоз «Заря коммунизма»? В тот январский день трещал мороз под 30 градусов. На холодеющих ее щеках оставались дорожки от слез. Вязаной варежкой она их вытирала, пыталась шутить и улыбаться. Он, как умел, поддерживал бодрое настроение, уверяя, что грустить не стоит. Время летит незаметно, и увидятся они скоро.
Теперь Алексей надеялся побыть наедине с женой хотя бы час. Однако в доме царил страшный беспорядок. Ящики с книгами, сундуки и чемоданы с одеждой, плетеные корзины, набитые кухонной утварью, занимала места в трех комнатах. Четвертая, самая маленькая, отведенная под детскую для Ростислава, тоже не годилась для супружеского свидания, там спал ребенок.
Хозяева, извинившись перед гостем, продолжали сборы в дорогу. Они что-то укладывали и перемещали в ящиках и чемоданах, обсуждали между собой, как лучше расположить тот или иной предмет мебели в контейнере, составляли список вещей первоочередной надобности на новой квартире в Киеве. Лишь в полутемной прихожей Павличенко смог обнять Людмилу за плечи. Он думал, что она ответит на его страстный поцелуй, но Люда вдруг сухо сказала ему:
– Не надо.
– Почему? – он по-прежнему обнимал ее за плечи, заглядывал в карие глаза.
– Это было давно, – ответила она.
– Со свадьбы и года еще не прошло! – возразил он. – А ты говоришь: давно. Просто ты отвыкла от меня.
– Наверное.
– Я приехал напомнить тебе…
– О чем? – резко задав вопрос, Людмила перебила мужа, но дальше продолжать не стала.
Алексей заговорил сам. Это была привычная для него тема: любовь, волнение сердца, образ возлюбленной, запечатленный в душе. Павличенко видел, что она слушает внимательно, словно вспоминая что-то. Но неожиданно за стенкой раздался плач ребенка. Моржик проснулся и звал мать.
– Извини, – быстро сказала она, – мне пора кормить. Приходи завтра. Нет, лучше послезавтра. Вечером мы отправим первый контейнер с вещами и мебелью. В доме станет свободнее…
