– Ты знаешь, – принялся доставать остывшие картофелины из золы и по-братски делить их на двоих Валерка. – У огня – спасение, этих паразитов совсем нет. Опять мы оказываемся в преимуществе. Подремлем здесь, всё равно скоро рассвет. А ты доскажешь мне историю Митрофана. Я как-то с ним уже свыкся. Прикипел, так сказать. Хоть и попик, но уж больно довелось ему настрадаться.
– На Руси мучеников любят.
– Как же тот крест алмазный у него оказался? Ты начни с этого.
– А вот тогда и оказался, когда объявил он Тихону о своём отъезде в Астрахань, – я налил чайку покрепче, спать совсем не хотелось; Валерка два одеяла приволок из палатки, и мы обустроились у огня в надежде не двигаться уже никуда до самого утра. – Митрополит решил его отблагодарить и этот чудодейственный крест подарил ему со своего, так сказать, плеча.
– Это сказка, что ли?
Что я мог сказать? Естественно – только пожал плечами.
– Какими чудесами крест обладал, если не спас хозяина от смерти, притом какой смерти!?.. В позоре, без славы и чести?.. Умереть заговорщиком!..
– Насчёт чудодейственных свойств креста не у тебя одного большие сомнения. По правде говоря, никто никаких чудес и не наблюдал, хотя церковнослужители, с которыми мы с Павлом Никифоровичем беседовали, в одни голос твердят обратное.
– У них это есть, – подпёр голову Валерка, засмотревшись на пламя. – Иконы с плачущими глазами, чернеющие лики, потом оказывается, что за доской целый аппарат с набором капельниц и другая механика.
– Мне вот что порой думается, – я не стыдился перед приятелем откровенничать, меня самого достало до кишок, давно уже хотелось с кем-то поделиться, а с кем? Федонина смешить? – Может быть, чудодейственная сила креста в том, что люди до сих пор архиепископа Митрофана не забывают. Ведь память – это в определённой степени вторая жизнь. Слышал мудрость – вспомни меня, и я буду жить вечно?
– Здорово! – сверкнул глазами Валерка. – Но это же философия, а не чудо.
– Разве? А вокруг нас что? Легко жить собрался.
– Я не об этом.
– А я как раз. Митрофан мог спастись. Ему не раз предлагали бежать из города, где нависла угроза реальной расправы. И даже не как заговорщик или контрреволюционер, а просто церковнослужитель, он наблюдал своими глазами эту опасность. Служителей культа расстреляли к тому времени в городе немало. Они были духовными противниками, а их идеи не менее опасны и серьёзны, чем бомба за пазухой, нож в кармане или яд в стакане. А Митрофан отказывался, словно сам искал смерти. Он не боялся её. Возьми Иисуса Христа…
