– Ладно. Бог с ней, с этой башней. И атаманы, и митрополит меня меньше всего интересуют. Ты мне про отца Митрофана и крест, который вы ищете, расскажи.
– А вот здесь, дружище, – засомневался и я сам, – по-моему, без этого самого митрополита Иосифа, с которым разинцы зверски расправились, не обойтись.
– Время есть, послушаем. – Валерка хворост в огонь подбросил, тот взметнулся, жадным пламенем ветки пожирая, и чёрные тени заплясали за нашими спинами, словно призраки из далёкого прошлого; сразу неуютно как-то стало, показалось, что не одни мы в ночной тиши у берега, что бродит кто-то ещё в кустарниках по берегу и точно ветка хрустнула за дальним деревом, тень мелькнула.
– Что это там? – покосился я.
– Собаки бродят, – отмахнулся Валерка. – Их здесь по ночам знаешь сколько! Деревня недалеко, а эти запах учуяли. Хозяева их особенно не кормят. Учат самим охотиться. Ты начинай, рассказывай.
– Знаешь, – посетовал я, – Павел Никифорович Федонин сам по себе человек обстоятельный, а среди следователей слывёт не просто мудрым и умелым специалистом, но ещё и, как это правильно выразиться, работником усердным, глубоко копающим, что ли… В общем, таких больше нет. Он из старых, неких мамонтов; они, расследуя преступления, не удовлетворялись его раскрытием, изобличением виновного, собиранием необходимого набора доказательств, они действительно копали глубоко, выворачивали наизнанку, душу преступника старались познать, отыскать свидетельства её предрасположенности к содеянному…
– Это же позиция Ломброзо? – перебил меня приятель. – Вроде не одобряется она нашими криминалистами? Или изменились подходы?
– Отрицается, отрицается, – поморщился я, – более того, как считалась, так и считается вредной. Но это на верхах, в науке, там профессора искры лбами выбивают, а внизу… А ты что же, что-нибудь почитывал у него? «Преступление»? «Новейшие успехи науки о преступнике» удалось раскопать? Там, брат, Чезаре Ломброзо размахнулся! Дал волю фантазии.
– Откуда? Ты меня не пужай такими книжками. В армии со мной один чудак трубил, а у него от деда библиотека осталась. Я после дембеля Москву посмотреть решил, ну он меня пожить на недельку пригласил, там и полистал одну древнюю книжонку на досуге, чтобы спалось лучше. Оказалась, дай бог память, – «Гениальность и помешательство». Не вру, сам видишь, какое она впечатление на меня произвела. На всю жизнь запомнил и сам чуть умом не тронулся. Но это так, к слову. Правда, она дореволюционного издания, с алфавитом пришлось повозиться, но до утра оторваться не мог. В ней много чего разного оказалось, но было и о преступниках. После этого стал искать книжки этого Чезаре Ломброзо.
