– Есть поговорка, что мертвец хватает живого, – горестно покачал головой старший следователь. – У меня такое впечатление, что покойник Семиножкин добился своего!
– Что уж говорить! Поводил нас за нос с этим списком, – почти злорадствуя, поддержал я его, вид старого лиса очень меня расстраивал. – Но теперь, надеюсь, список достанется тем, на кого и был рассчитан.
Федонин покривился, но промолчал.
– Пусть они порыскают, поищут тех, от которых, кроме фамилий на бумажке, ничего не осталось, – моя желчь не кончалась.
– Уверен?
– Донсков и его ребятки не только адресный стол перетряхнули, они и до соседей добрались. Фоменко, дотошный хохол, только сквозь дуршлаг не просеивал.
– А дети?
– Коллекционер детей в списке не упоминал, но думаю, Юрий Михайлович и их не забыл.
– Почему коллекционер? Список Семиножкину достался от…
– Липовым список оказался. С вашей болезнью забыл я заключение почерковедческой экспертизы показать.
– Да что ты говоришь!
– Извиняюсь. Закрутился со всеми этими напастями, – я подал Федонину заключение. – Вот ответы графологов на наши вопросы. Список в действительности выполнен рукой самого Семиножкина, искусственным путём ему придан затёртый потрёпанный вид. Особого умения при желании не требуется.
– Вот те раз! – возмутился он, изучая бумаги. – Чего же он добивался?
– Полагаю, вы сами только что достаточно внятно высказались по этому поводу.
– Я?.. Да, да, – смутился он. – Конечно. Но тогда кто?..
Истрепались нервы у Федонина за последние несколько суток, никогда на него столько неприятностей враз не сваливалось, а утеря списка совсем выбила его из колеи, жалким он выглядел и потерянным, но меня самого тоже только что не трясло.
– Хотелось бы иметь ясность на этот счёт, – буркнул я. – Одна надежда на Юрия Михайловича. Он, правда, пока молчит, но показалось мне, умчался так, только пятки сверкали.
– Да, да… – грустно моргнул глазами Федонин. – Если он что-то учует…
– Разрешите? – тихо отворилась дверь, и в кабинет заглянула старушка в знакомом платочке.
– Входите, входите, – даже привстал Федонин и в лице переменился. – Какими судьбами, Ивелина Терентьевна?
– Вот, сама пожаловала, – старушка не задержалась у порога, юркнула к столу с обычным проворством и прямо на кучу бумаг, словно и, не замечая их, торжественно возложила двумя руками объёмный свёрток. – Принимай, батюшка, как обещала. Внучок меня останавливал, мол, занят ты, но прости, невтерпёж.
– Это что же такое? – Федонин разглядывал свёрток, как великую ценность, боясь к нему прикоснуться. – Подозреваю, дела давно забытых лет?
