Авария дала начало новому летоисчислению на Чернобыльской АЭС: “до” и “после”. Когда в 86-м говорили, что этот человек работает здесь “с первого дня” или “с самого начала”, то, скорее всего имелось в виду — с ночи аварии. Кучеренко работал и “до”, и “с тех пор”... Он не уезжал. Он считает это вполне естественным.
Его непосредственным начальником был А.А. Ситников. Он приказал Кучеренко вывезти семью. “А сам — как хочешь”: не приказал и не уговаривал вернуться на станцию — никто никого там не уговаривал. Кучеренко поторопился детей вывезти к теще в Ново-Воронеж и тут же вернулся. Что им руководило? “Нас так воспитали, мы были внутренне еще до аварии готовы никогда не покидать свою станцию в беде. В мозгу был такой четкий расклад. В инструкции написано, что с нами может произойти и как следует действовать. То есть все оставшиеся знали, на что шли и четко понимали степень риска. Потому не испугались. Мой отец — школьный учитель. Он мне говорил, что, оступившись, человек не всегда способен предвидеть последствия. Но может потерять человеческое лицо. Мы все понимали, что нас ждет “доза”. Одновременно я понимал, что, спрятавшись, буду чувствовать себя идиотом”.
На должность начальника смены блока без отрыва от постоянной работы учатся три года. В конце периода можно около трех месяцев поработать дублером, что и делал Кучеренко. Это как бы послабление сравнительно с обычным трудовым режимом. Кучеренко знает свои блоки “насквозь”. Утром 26-го, подъезжая к станции, он сразу понял, что произошла трагедия. Воспользовавшись правом свободного пропуска, часа четыре ходил по станции — смотрел.
* * *
Именно турбинистов ночной смены второй очереди ЧАЭС следовало бы благодарить за то, что в самом машинном зале, где и установлены турбины, не разгорелся пожар, а следом огонь не перекинулся на остальные три энергоблока станции.
Передо мной объемистая записка Р.И. Давлетбаева, в настоящее время — специалиста первой категории “Росэнергоатома”, а в тот период заместителя начальника турбинного цеха по II очереди — ответы на вопросы какой-то анкеты. По ходу текста Разим Ильгамович обводил траурной рамкой фамилии тех из виденных им эксплуатационников в ночь на 26 апреля 1986 г., кто вскоре погиб в результате переоблучения. Из турбинистов — B.C. Бражник, К.Г. Перчук, Ю. Вершинин, А. Новик.
Машинный зал был единым для всей ЧАЭС. Это — гигантское помещение длиной 840 м, шириной 151 м и высотой 31 м. В нем размещалось 8 турбогенераторов (ТГ) — по два на энергоблок — и множество другого оборудования. ТГ № 7 и 8 были частью четвертого энергоблока, на котором в тот момент проходили испытания. Сразу по их завершению должен был начаться капитальный ремонт. Испытания как бы вклинились в этот график, хотя и они были запланированы.