Напрягай я воображение сто лет, все равно бы не угадал, на чем его поймаю!
Он удобно расселся на отодвинутом назад стуле, болтая ногами в воздухе, и, отбивая такт ложечкой по стакану, — пел! Как видно, он был очень доволен! «Должно быть, этот план ему пригодится!» — промелькнуло у меня в голове. Эрмс оборвал пение на полуслоге и, ничуть не смешавшись, со смехом заговорил:
— Вот вы меня и поймали! Что тут скажешь?! Я бездельничал — факт! Человек старается как может, чтобы бумаги его не слопали! Вы за книжкой — так ведь? Пожалуйста — она лежит там... я просто вам удивляюсь — даже ожидая в приемной... того... самообразование... о, тут еще и бумаги, — встав, он подал мне то и другое.
Я поблагодарил кивком головы и уже направлялся к двери, как вдруг, полуобернувшись, глядя на него через плечо, бросил:
— А скажите-ка мне...
В первый раз я так к нему обратился — До этого я неизменно называл его «господин майор». Он перестал улыбаться.
— Слушаю...
— Весь этот наш разговор — это был шифр, да?
— Но ведь...
— Это был шифр... — повторил я упрямо; думаю, мне даже удалось улыбнуться. — Правда? Все, все — шифр!!
Он стоял за столом, полуоткрыв рот; таким я его и оставил, закрывая за собой дверь.
Я почти бежал, словно боясь, что он за мной погонится. И зачем мне это было надо? Хотел нагнать на него страху? Напрасный труд — уж кого он наверняка не боялся, так это меня, бессильного, опутанного сетью, которую он и ему подобные спокойно держали в руках. И все же я снова воспрянул духом — почему? Поразмыслив, я решил, что причиной тому был Эрмс, то есть, конечно, не его пустопорожняя болтовня, показное добросердечие и участие, в которые я поверил лишь на минуту, да и то потому, что очень хотел, — но подсмотренная мной через дверь сцена. Ведь если (примерно так я рассуждал) он, на таком посту, работает на тех, выходит, можно ввести в заблуждение, обмануть и перехитрить Здание в его средоточиях, его чувствительнейших узлах, следовательно, до безошибочности ему далеко, а его всеведение — всего лишь моя фантазия. Это, само по себе мрачное, открытие совершенно неожиданно указывало мне лазейку.
На полупути к Журналу корреспонденции я вдруг передумал. Туда послал меня Эрмс. Они хотели, чтобы я туда пошел, стало быть, следовало поступить иначе, вырваться из проклятого круга действий, заранее мне предначертанных. Но куда же я мог пойти? Никуда — и он знал об этом. Оставалась лишь ванная. В конце концов она была не так уж плоха — там, в тишине и одиночестве, я мог поразмыслить, переварить события, которых столько успело произойти, попробовать их связать, увидеть под другим углом, наконец, просто побриться. Своей колючей щетиной я уже слишком выделялся среди сотрудников Здания, и, возможно, им было положено делать вид, будто они этого не замечают
