Я вошел за адмирадьером, и мы остались в громадном кабинете одни.
Посередине стоял стол — не стол, а настоящий крепостной бастион с маленькими колоннами, за ним — отодвинутое на удобное расстояние глубокое кресло, со стен властно и мудро смотрели из золотых рам глаза адмирадьера, облаченного в богатые, пышные мундиры, а в углу стояла его мраморная конная статуя. Сам он снял кивер, отстегнул саблю, не глядя подал мне то и другое, а пока я думал, куда бы положить эти золоченые тяжести, он расстегнул застежку воротничка, осторожно ослабил ремень, поковырялся возле пуговицы под шеей, при каждом из этих действий издавая слабый вздох облегчения, наконец, осмотревшись с неуверенной улыбочкой, отстегнул пуговицу брюк. Произведенный этим как бы в наперсники, я не мог решить, ответить ли и мне улыбкой; но это, пожалуй, было бы уже дерзостью. Старец необычайно осторожно опустился в глубь кресла и некоторое время трудолюбиво дышал. Хорошо бы, подумал я, снять с него орденов густую ниву, что златым горит огнем, уж слишком его отягощало их бремя, но это было, разумеется, невозможно. Страшно постаревший с той минуты, как лишился оружия и головного убора, он зашептал:
— Тайняк... хе-хе... тайняк... — как будто его развеселила мысль о моей мнимой профессии, или, может, при всем своем могуществе, он впадал в детство? Но я предпочитал думать, что, обреченный жить в мундире среди других мундиров,, он питает старательно скрываемую симпатию ко всему штатскому, как к запрещенному плоду. Я готов был броситься к его коленям и поведать обо всем, что со мною случилось, но он заговорил снова:
— Тайняк... э-хе-хе... — тайняк?..
Для меня это прозвучало иначе — словно он пробовал смягчить это слово: «гм, тайняк», — покашливал он успокоительно, слегка пощелкивал языком, похрустывал суставами, вроде бы просто так, но за этим таилась какая-то внутренняя дрожь. Он успокаивал себя легким покашливанием, но глаза уже настороженно бегали, неужели он не доверял мне?.. Я заметил, что и на мои ноги он посматривает подозрительно.
Почему именно на ноги? Или тут была какая-то связь с моим намерением упасть на колени?
— Тайняк! — прохрипел он.
Я подбежал. Он поднял руки:
— Нет! Нет! Не так близко, слишком близко нехорошо, не надо... Пой, тайняк! Пой! Пой, что думаешь!!! — крикнул он вдруг.
Я понял: зная, что повсюду караулит измена, многоопытный старец приказывал мне вслух напевать мои мысли, чтобы я ничего не мог от него утаить.
