Комнату номер-3883 я решил оставить на самый крайний случай, а теперь идти к Прандтлю. Все-таки он т— выдохнул. Это должно было что-то да значить. Выдохнул — значит, благожелательствовал мне. Был потенциальным союзником. Правда, он сам отвлек мое внимание, чтобы помочь толстяку выкрасть папку. Как видно, не мог иначе. Он ведь спросил, выполняю ли я приказы, — и сказал, что сам он их выполняет.
Я решился идти. Коридор был пуст. Я почти бежал к лифту, чтоб не раздумать. Ждать его пришлось довольно долго. Наверху было большое оживление. Кабину, из которой я вышел, заняло несколько офицеров сразу. По мере приближения к Отделу шифров я шел все медленнее. Бесплодность этой затеи бросалась в глаза. Тем не менее я вошел в кабинет. На столе, за которым прежде сидел толстяк, на стопке запачканной бумаги стояли пустые стаканы. Я узнал свой по искусственным мухам, лежавшим, как косточки, на краю блюдца. Я ждал, но никто не появлялся. Стол у стены был завален документами; я начал рыться в них, в призрачной надежде отыскать хотя бы след своей инструкции. Хотя среди прочих там лежала желтая папка, я нашел в ней только ведомость выплаты жалованья и просмотрел ее. При других обстоятельствах я, конечно, посвятил бы ей больше внимания — тут значились такие специальности, как Тайный Инфернатор, Демаскатор I ранга, Мацератор, Фекалист, Процеженец, Слеженец, Частный . Опроверженец, Крематор, Остеофаг, — но теперь я равнодушно бросил ее. Зазвонивший у самой моей руки телефон заставил меня вздрогнуть. Я посмотрел на него. Он упорно трезвонил. Я взял трубку.
— Алло? — послышался мужской голос. — Алло?
Я не ответил. В эту минуту — так временами случается — кто-то еще подключился к линии, и я мог слышать обоих собеседников.
— Это я, — отозвался голос, который перед тем говорил «алло», — не знаем, как быть, господин капитан!
— А что? Так с ним плохо?
— Все хуже! Боимся, как бы он над собою чего не сделал.
— Не годится? Я так с самого начала и думал. Значит, не годится?
— Этого я не говорю. Был в порядке, но вы знаете, как это бывает. Это дело надо вести бережно.
— Это для Шестерки, не для меня. Чего вы от меня хотите?
— Так вы ничего не можете сделать?
— Для него? Не вижу, что я мог бы. Просто не вижу...
Я слушал,- затаив дыхание. Нараставшее ощущение, что говорят обо мне, превращалось в уверенность. Трубка на время умолкла.
— В самом деле не можете?
— Нет. Это случай для Шестерки.
— Но это означало бы снятие с должности.
