— Младший подслушник Бассенкнак. Разрешите пожать вашу руку!
— Мне очень приятно, — сказал я. — Так вы обо мне слышали?
— Помилуйте, как бы я мог о вас не слышать?
— Да? — ошеломленно пробормотал я. — А... значит... у вас для меня есть инструкция?!
— О, это дело неспешное, неспешное... годы одиночества в пустоте... зодиак... сердце сжимается при одной только мысли!., об этих расстояниях... знаете... хоть это и правда, как-то трудно человеку поверить, примириться, не так ли? Ах, я тут, старый, болтаю... я, знаете ли, в жизни никогда не летал... такая профессия... все за стопом... нарукавники... чтобы манжеты не снашивались... восемнадцать пар нарукавников стер и... вот так, — он развел руками, — вот так, знаете ли... вот потому-то... вы уж извините меня за болтливость... разрешите?
Он приглашающим жестом указал на дверь за своим креслом. Я встал.
Он провел меня в огромный, выдержанный в зеленых тонах зал; пол сверкал, точно озеро; далеко, в глубине, стоял зеленый стол в окружении стульчиков с тонкой резьбой. Наши шаги звучали словно в приделе храма. Старичок поспешно семенил рядом, улыбаясь, поправляя пальцем очки, то и дело сползавшие с его короткого носа; пододвинул мне мягкий стул со спинкой в виде герба, сам сел на другой, высохший ручонкой помешал чай, прикоснулся к нему губами, шепнул: «Остыл уже...» — и посмотрел на меня. Я молчал. Он доверительно наклонился.
— Вы, наверно, немного удивлены?
— О... нет, нисколько...
— Э-э... мне-то, старику, можете наконец сказать... хотя я не настаиваю, не настаиваю... это было бы с моей стороны... но, видите ли: одиночество, врата тайны распахнуты, глубь соблазнительно мрачная, зарождение искуса — как это по-человечески! Как понятно! Ведь что такое любопытство? Первое движение новорожденного! Натуральнейшее движение, архаическое стремление обнаружить причину, которая порождает следствие, а оно, в свою очередь, давая начало следующим актам, создает целое... и вот уже готовы сковывающие нас цепи... а начинается все так наивно! Так невинно! Так просто!
— Извините, — перебил я, несколько замороченный этой тирадой, — о чем вы, собственно, говорите и... куда клоните?
— Вот именно! — крикнул он слабым голосом. — Вот именно! — Он наклонился ко мне еще ближе. Золотые проволочки его очков поблескивали. — Здесь причина — там следствие! О чем? Откуда? Для чего? Ах, мысль наша не в состоянии мириться с тем, что такие вопросы могут остаться без ответа, и поэтому немедленно творит ответы сама, заполняет пробелы, переиначивает, здесь немного отнимет, там приба...
