– Мне тут показали одно симпатичное местечко. Называется «Толстый лев». Давайте там в семь?
– С вами куда угодно.
– Не будьте банальным. Записывайте адрес: Большая Васильковская, восемнадцать. Раньше она называлась Красноармейская. До завтра. – Она повесила трубку.
Похоже, спасть мне сегодня не придется. Один крутой поворот за другим. Как относиться к ее предложению? Когда женщина приглашает мужчину на ужин, этот самый мужчина, конечно же, надеется, что она имеет на него виды. Если это не деловое свидание… В нашем случае это точно не так. Хотя у Нины могут быть еще тысячи причин для встречи со мной. Все же я работаю на канале, с которого ее уволили по весьма скандальному поводу. Ну и что?
Ее манера держаться окружала ее тонкой непрозрачной стеной, не пропускающей никакой информации. А что мне делать, если между нами завтра действительно что-то завяжется? Как быть тогда с Ларисой? Да и Нина не свободна. Счастливая семья, муж, дети… Хотя с мужем у них, скорее всего, что-то не так. Я почти уверен в этом.
Как бы я ни был встревожен, человеческую природу не обманешь. Вопросы постепенно теряли свою остроту, путались в уходящем сознании, переходили в сновидения.
* * *
Просыпался я постепенно и неохотно. Что-то там, за чертой яви, во владениях бессознательного, вцепилось в меня так крепко, что я никак не мог вырваться. И только когда во сне испугался, что проспал, смог все же сбросить с себя тяжелое одеяло дремоты и остался один на один с действительностью. Я полежал немного в темноте, привыкая к тому, что проснулся. Тусклый свет раннего утра почти не доходил до моего окна, был еще слишком слабым, чтобы бороться с темнотой. Надо бы взглянуть, сколько времени. Мобильник, кажется, остался в пиджаке. Придется подняться.
Семь тридцать пять. Слава богу, выпитое вчера никак не сказывалось на самочувствии. Времени достаточно, чтобы привести себя в чувство и позавтракать.
За ночь в номере скопилась духота. Я подошел к окну и приоткрыл его. Утренний воздух ворвался в помещение вместе с неостановимым хаосом звуков просыпающегося города. И тут снившийся мне сон выплеснулся из бездонных ночных омутов, проявился, как старая фотопленка, представ передо мной во всех мельчайших подробностях и заставив меня замереть посреди номера.
Этот сон был из тех, что отличаются стопроцентной достоверностью, заставляя на миг поверить в них безоговорочно. Мне снилось, что я сижу за столом в сельском доме и от стен, на которых висят в ряд украинские вышиванки, несет чем-то теплым и кислым. В избе много народу. Мужчины и женщины сгорбились на лавках, а дети жмутся друг к другу в сторонке. Мой взгляд праздно скользит по окнам с тонкими занавесками, по дощатому полу, грязному от следов, по лицам, некрасивым от страха. Потом я допрашиваю каждого, даже детишек, допытываясь, помогали они русским оккупантам или нет. Все отказываются. Женщины рыдают. Я усмехаюсь и начинаю что-то записывать шариковой ручкой в тетрадку, удовлетворенно подмечая, как ровно ложатся буквы. Я пишу имена, выкликаю их, потом неторопливо изучаю того, кто отозвался, и стреляю ему в ноги – сначала в одно колено, затем в другое. Палю легко и метко, почти не целясь. И неизменно попадаю. Вскоре все, кто только что сидел на лавках вдоль стен, ползут ко мне, оставляя кровавые разводы на полу, и молят меня о пощаде. А я встаю из-за стола, закрываю тетрадь и, отмахиваясь от цепляющихся за меня рук, останавливаюсь у двери: «Меньше надо было помогать русским». Потом я кричу: «Слава Украине!» Несчастные дрожащими голосами отвечают: «Героям слава…» Я стреляю в потолок и ухожу. Я – капитан украинской армии. Я исполнил свой долг.
