Я лежу в совершенно обнаженной полосе межника. Не только нельзя поднять головы, нельзя даже взглянуть с земли вперед. И хотя на этот раз я более спокоен, время тянется необычайно долго. Кажется, что уже прошло с полчаса. Что так медлят загонщики? Одно время ясно слышен был чей-то крик, но потом опять все смолкло, и только изредка донесется тарахтение телеги.
И вдруг меня ожгло как кипятком, – совсем рядом со мной я услышал живое тяжелое дыхание птицы: хо-ок! хо-ок! Хоканье ритмически приближалось ко мне, казалось, что вот-вот птицы вырастут прямо передо мной. Я с остановившимся сердцем ловил эти волнующие вздохи огромных птиц и наконец, не выдержав пытки, сразу встал на колени.
Вся стая дудаков находилась не дальше двадцати шагов от меня. Крылья, хвосты, головы – все это в каком-то вихре шарахнулось от меня; дудаки двинулись по фронту – перед Василием Павловичем. Я долго, как мне показалось тогда, не мог выделить стволом определенной цели, наконец смутно поймал птицу на мушку и потянул за гашетку. Завеса дыма скрыла на мгновение птиц. Затем снова в глазах светло-красное крыло дудака. Я стреляю из левого ствола. Птица дрогнула, опустила ноги и тяжело поплыла вперед, огибая Василия Павловича.
«Неужели промазал?»
Нет, дудак, несомненно, ранен. У него перебиты ноги, лет его стал размеренно напряженным. Я, не видя, слышал, как взмыли, с шумом разрезая воздух, остальные птицы над Василием Павловичем, слышал в угарном тумане его выстрел и кричал охрипшим от волнения голосом:
– Бинокль! Бинокль! Следите. Упадет. Ранен!
Около меня стоит с дудаком в руках Василий Павлович. Тарахтят сзади телеги. А я все слежу за своим дудаком. Он летит по земле прямо на солнце, ставшее над горизонтом. Солнце мешает смотреть. Птица временами исчезает из глаз, и только иногда я видел, как над самой землей по степи катится живое серое колесо. Дудак уже минул желтые стержни, вылетел за полоску чилиги – и его сразу не стало видно.
– Упал! – кричу я, хотя сам совершенно в этом не уверен.
Я тороплю всех, и мы идем разыскивать «моего» дудака. Сережа подтрунивает:
– Что? И мука не помогает?
Меня самого мучат сомнения, а вдруг и на самом деле дудака не найдем… Позор моей голове! Притомившиеся лошади тянутся очень медленно. Я соскакиваю с телеги и бегу вперед. Меня нагоняет Павлович.
– Стой, стой… Я вижу. Он лежит за сурчиной. Держи стороной!
Указывает на бугор, заросший низким чилижником. Огибаем сурчину с двух сторон и, держа ружья наготове, приближаемся к ней. У меня из-под ног вырывается с треском перепел, и я вздрагиваю от испуга. Но вот и я вижу дудака. Вытянув длинную шею, он прильнул туловищем к земле. До него всего сорок шагов. Я целюсь в него.
