– Любуешься? – Ксения вздрогнула, обернулась.
Вовка стоял над ней, исходя густым паром и с большим топором в руках. Откуда-то он притащил ветхие розвальни с короткими обломанными оглоблями. Кладбищенский сторож со всей силы ударил по прицелу орудия обухом топора один раз и другой, и третий. Железо отвечало ему печальным звоном.
– Что смотришь? – ощерился Вовка на Ксению. – Клади красавца, в санки – потащим хоронить. Всех уравняем: и красавцев, и неказистых.
* * *
Они успели забросать могилу мерзлой землей, когда в отдалении загудели моторы. Вовка несильно толкнул Ксению, заставляя её упасть на землю, и сам прилег рядом. Он с опаской оглянулся на печную трубу. Не вьется ли предательский дымок? Но, по счастью, огонь в печи давно погас. Наверное, печка ещё хранила домашнее тепло, но уж не для них. Наверное, уже и не ночевать им под этой крышей. Ксения глянула на мерзлые комья черной кладбищенской земли. Там, на дне воронки, они сложили всех – и потревоженных покойников деревни Скрытня, и убитых бойцов героической батареи. Всех, кого смогли разыскать.
– Ты погляди, кто там на моторе едет, – наказал Вовка, отползая в сторону. – А ночевать будем под крышей. В этом не сомневайся. Если сейчас утечем, то поживем еще, и предолго!
Ксения подобралась ближе к разрушенной ограде. С неба сыпал редкий снежок. Он уж успел превратить подбитые танки в снеговые горы, которые было непросто распознать на фоне белой же равнины. Но лента дороги с наполненными жидкой грязью, раздолбанными колеями, была всё ещё хорошо видна. По ней, от дальнего леса на западе, через поле, мимо сгоревшей дотла деревеньки, двигалась колонна грузовиков, сопровождаемая несколькими мотоциклами. Немцы! Ах, хоть бы они увязли в этой жидкой грязи! Пусть русская глина помешает крутиться вражеским колесам!
– Наша грязь – им не помеха, – услышала она Вовкин голос. – Совсем другое дело – мороз. А зима-то в этом году будет ранней!
Ксения обернулась. Сам Вовка уже стал на лыжи, другую пару лыж, её сумку с красным крестом и тощий мешок он протягивал ей. Нашлось и оружие – старенький револьвер с деревянной рукояткой и полным барабаном патронов.
– Больше патронов нет, – пояснил Вовка. – Только эти. Так что береги и в себя не стреляй. Помни: грех – в себя стрелять.
– А если…
– А если дело дойдет до дела, то я сам тебя убью. – Вовка раздвинул бороду в улыбке. Кладбищенский сторож бесцеремонно, по-хозяйски, посматривал, как она застегивает крепления лыж.
