– Девушка, хлеба нет?
Ксения обернулась на голос. Невзрачный мужичонка стоял перед ней, смотрел заискивающе. Из обгорелых дыр на драповом, совсем гражданском пальто выбивались клочья ваты. Обувь добротная, но сильно заношенная и грязная, за плечом – древняя берданка – дедовское наследство, не иначе. Засаленная кепка накрепко примотана к голове грязным бабьим платком.
– Не для себя прошу, – продолжал ополченец. – С нами раненые, а мы в пути уж сутки бредем и не ели. Ты ведь москвичка, так помоги землякам. И ещё воды бы…
Человек переступал с ноги на ногу, стараясь заглянуть за спину Ксении, туда, где на сиденье лежала её санитарная сумка с красным крестом.
– У тебя на всех перевязочных пакетов не хватит, – продолжал он. – Дай хоть хлеба. Хоть немного.
За его спиной вереницей проходили люди, замешивая ногами жидкую грязь обочин. Ксения сглотнула, почувствовав внезапный голод.
– Где ваши командиры? – услышала она звонкий голос Соленова. – Кто старший? Где офицеры?
– Офицеры там! – мужичонка махнул рукой в хвост колонны. – С ними пушка. Они прикрывают наш отход. Немец прет!
Он хотел было уже отойти от двери кабины, но Ксения протянула ему завернутый в чистую тряпочку хлеб – половинку серого «кирпича» – всё, что у неё оставалось. Он выхватил добычу из девичьих рук, быстро спрятал под полу пальто, пошел к обочине дороги. Однако и их короткая беседа, и его поспешный жест не ускользнули от внимания бредущих по дороге людей. Несколько рук протянулись к мужичонке, но тот, оттолкнув их, заспешил прочь. Он и убежал бы, но путь ему преградила каменная грудь политрука.
– Кто таков? Ополченец? Какой части? – Гусельников держал в правой руке револьвер. – Где ваши командиры?
– Пали наши командиры, – был ответ. – А мы отступаем по приказанию капитана Леднева.
– Какой части офицер?
– Да кто ж его упомнит? Он там, с пушкой. При нем расчет и ящик снарядов. Но стрельбы не слышно. Ждут немца. Танки у них…
– Отставить панические разговоры! – ревел Гусельников, выглядывая в отступающей толпе офицеров.
Воспользовавшись моментом, знакомец Ксении соскочил с обочины в кювет и нырнул в перелесок. Ещё несколько минут Ксения видела его фигуру, бредущую по краю болота. Мужичок широко ступал с кочки на кочку до тех пор, пока кусты ольшаника совсем не скрыли его из вида.
Лейтенант Соленов бегал вдоль дороги, снова и снова задавая одни и те же вопросы: откуда отступают? Где командиры? Что впереди? Но люди обходили его, пряча глаза. Лишь один счел необходимым остановиться. Ксения тоже выбралась из кабины. С немалым трудом преодолев несколько метров жидкой грязи, она встала рядом с лейтенантом. С немым изумлением девушка рассматривала бойца, пытаясь различить под запекшимися струпьями черты его лица. Боец протягивал лейтенанту запятнанный рыжей грязью – а может, то была кровь? – тонкий листок бумаги, содержащий оттиск фотографии и печатный текст, набранный крупным шрифтом. Лейтенант уже взял листок в руки, вертел его и так и эдак, словно опасаясь прочесть. Ксении стоило немалого труда рассмотреть картинку. Изображенный на ней человек стоял под виселицей с петлей на шее. Грудь человека закрывал плакат с короткой надписью на русском языке «ПОДЖИГАТЕЛЬ». Картинка была нечеткой, черт лица невозможно было различить, но надпись читалась легко. Над картинкой Ксения прочитала следующие слова: «Мы казним поджигателей русских деревень – евреев и коммунистов. Мы боремся не против вас, товарищи, а против ваших соблазнителей».
