— Оба? И он тут?
— В кибуце остался, мы там живем.
— Кибуц? Серьезно? Лучше расскажи, а то я тут всего как часов пять.
— Серьезно? — Федька покосился на меня с сомнением. — А где ты все это время был?
— Много где. Потом расскажу.
— А про кибуц — погнали так здесь, шуточки. Но реально община, как у евреев. Расскажу потом.
— Ты сюда надолго?
— Два дня, с обозом, так сказать. В город, за покупками. А ты?
— Сказал же, я только провалился, — вздохнул я, огорчившись непонятливостью. — Не знаем пока вообще ничего. Ты просвещай.
— Да это без проблем, — отмахнулся он. — Вы в каком? В этом? А тачка чья?
— Трофейная. На хавийя каких-то наткнулся, их тачка.
— А, — Федька кивнул. — Этих не жалко, дерьмовый народ. Тут вообще всякие странные живут. Про романцев слышал уже?
— Цыгане, что ли? — уточнил я.
— Не. Язык вроде как от той, первой латыни. Вроде даже большая страна, Италия там, Франция и еще чего-то. Только у нас их не было. И у вас, я думаю. А их сюда много проваливается.
А точно, был на том плакате в сарае какой-то европейский язык, который я так и не опознал. Вроде романского корня, но вообще незнакомый. Просто не до того было, чтобы сильно над этим задумываться.
— Ладно, Вов, давай я разгружусь, переоденусь, перья почищу, и выйдем куда-нибудь, потрындим. Номера только давай запишем, — он выудил из кармана свой айди. — Умеешь уже?
— Нет.
— Проще пареной репы, смотри, научаю.
Мы обменялись телефонами.
— Давай, — я хлопнул его по плечу. — Да, Федь!
— Чего? — обернулся он.
— Время тут как течет?
— Как у людей, — ухмыльнулся он. — Плодитесь и размножайтесь.
Вот это да… Федька. И Власов. Здесь. Мой друг по Углегорску и мой бывший командир группы из «Горсвета». Удивлен? Немного. Почему немного? Да потому что… было уже что-то подобное. В Колд-Лейке, где за мной следом в «неправильный» слой провалились люди, с которыми я близко общался до этого. Джо и Пикетт. Люси. Не что-то ли подобное и здесь случилось? Правда, те провалились после меня, а Федька до. Но время в «дверях» течет странно, так что их «до» вполне могло казаться моим «после».
Я скинул одежду, завалился на кровать, слушая, как шелестит за дверью душ и Настя что-то напевает тихо. Потом звук льющейся воды стих, а через минуту Настя вышла в комнату в чем мать родила, вытираясь на ходу большим полотенцем.
— Готов, смотрю? — она усмехнулась.
— Я Федьку встретил только что.
— Федьку? — не поняла она. — Какого Федьку?
— Нашего, из Углегорска. И Власов здесь, помнишь его?
