— Нет, не пойдёт, — ухмыльнулся Жмотов. — Всем не надо. Я, например, на свою Веру Павловну хочу смотреть. Как же мне?
— Ты про что?
— Есть у меня зазноба. Мне глаза нужны, — балагурил лейтенант. — Я с тобой вот валандаюсь, а она там, моя княжна, уже волнуется небось. Ревнивая она у меня.
— Вера Павловна, ты сказал? — сощурился Минин и зло сплюнул. — Это не Нестор тебе её подсудобил?
— Он рекомендовал, — медленно произнёс Жмотов, а у самого даже горло перехватило, видно было невооружённым глазом, как взвился оперуполномоченный, услыхав это женское имя, как злорадствует весь, хоть бы чем досадить.
— Значит, он познакомил?
— Поселился я у неё на днях.
— Хороша дамочка.
— А чего?
— Так… известная…
— Княжна.
— Для кого и княжна, а то и графиня. Только муж у неё лет десять уже в лагерях мается. А может, и загнулся. И она сама, как член семьи врага народа, там должна была быть. Но уберёг её Баклей. Уберёг её наш заботливый Нестор Семёнович. Видишь, и пригодилась.
— Это за какие же заслуги?
— А ты не догадываешься, лейтенант госбезопасности?
— Сучка!..
— Вот и сообразил.
— Это что же? Ко мне её приставил, чтоб ему доносила?
— Это уж сам кумекай. Не ты первый.
— Вот стерва! Как же я сразу не сообразил.
— Успокойся. Время пройдёт, он к тебе присмотрится, приглядится. Поймёт, что ты свой, и другому её пристроит.
— Дай-ка закурить, Степаныч… Что-то ты меня будто обухом по башке.
— Ты здесь не кури. Теперь и мне, и птице это вредно.
— Чего ж мне? На улицу переться?
— Ну это ты сам выбирай, — Минин усмехнулся. — Раз велено за мной досматривать, то терпи, но курить запрещаю.
— Я до обеда, — обиженно буркнул Жмотов и направился к двери.
— А после обеда что? Приедут забирать или только сменщик явится?
— Сменят, сказали, — зло сверкнул глазами тот и вышел за дверь.
— Значит, приедут… — опустил голову Минин. — Ну что ж, приготовимся.
И он проверил кобуру у пояса. Рукоятка пистолета приятно охладила ладонь.
XV
Шёл одиннадцатый час вечера, за окном свирепствовал мерзкий осенний дождь вперемежку с мокрым снегом.
Откинув голову на спинку и упёршись вытянутыми руками в коленки, лейтенант Квасницкий дремал, примостившись на кожаном диванчике в приёмной. Совещание в кабинете Ахапкина, начавшееся задолго до обеда, закончилось полтора часа назад; начальники подразделений, хмурясь и не разговаривая, один за другим покинули его, но за дверьми оставались главные лица, и Квасницкий, несколько раз по звонку забегавший с минералкой для Шнейдера, не смог угадать по угрюмым физиономиям восседавших за столом, когда и каким будет конец. Неплотно прикрывая за собой дверь, он пробовал потом, прижавшись ухом, услышать, уловить хотя бы фразу, слово из того, что обсуждалось, но то ли говорили слишком тихо, то ли дверь в этом кабинете устроена была так, что надёжно хранила все тайны, ничего услышать ему не удалось. Не желая рисковать, раздосадованный Квасницкий устроился на диванчике и решил с толком для себя использовать пустое времяпрепровождение в приёмной, тем более что за последние дни с приехавшими капризными проверяющими ему пришлось хлебнуть, что называется, по полной.
